Владимир Люков - Баррикады строк

На закуску бы взял малосольные,
На второе бы – пару картох.
И… замри тогда Первопрестольная,
Зазвенит поэтический слог!

Нас пугает заграница:
Клинтон, Шрёдер и Ширак.
Всё одни и те же лица,
Мол, всё делаем не так.
Палки ставят нам «в колёса»,
Не дают идти вперёд.
Всё какие-то вопросы,
Словом, кто их разберёт.
Одолели супостаты,
День и ночь ведут дебаты:
Новый год лишь только минет,
Враз компьютеры заклинит
И в морской пучине сгинет
И исчезнет человек.
А ещё разводят сплетни,
Мол, не новое столетье
И не двадцать первый век.
И считают, кто как может,
То прибавят, то умножат,
И с линейкой, и в уме,
Всё одно – «ни бе, ни ме».
Сомневается народ:
Может, и не Новый год?
Только наш мужик – Василий,
Враз скумекал, без усилий:
Мало, что там говорят,
Мол, в Москве и кур доят.
Говорю который раз
Нам буржуи – не указ.
Я ни в чём не сомневаюсь.
Наливай! С утра уж маюсь.
Ай, Василий, молодец,
Балагур и удалец!
Россиян им сбить не просто,
Как нальют три раза по́ сто,
А потом ещё добавят,
Враз на место всё поставят.
Что нас дальше ожидает,
Лишь один Всевышний знает.

Я московскими улицами
Брожу без устали.
Небо солнечно, хмурится ли,
Многолюдно, пусто ли.
На Суворовском и Тверском —
Всё бульварами «колесил»,
Всю Москву обойти пешком
Мне не хватит ни дня, ни сил.

Смотрю в твоё лицо,
Садовое кольцо.
Собой любуешься
Ты в зеркале витрин.
А вдоль кольца
Бесконечный катится,
По обе стороны,
Поток машин.

А навстречу мне москвичи,
Бегут стайками школьники.
И на стыках трамвай стучит,
У метро «Сокольники».
Многолюдная суета
Цветёт улыбками,
А чуть дальше родные места —
Фили-Давыдково.

У древних стен Кремля —
Родная нам земля,
Начало всех дорог:
И малых, и больших.
И новый храм
Вновь вознёсся к небесам,
Чей колокольный звон
Зальётся через миг.

А над Красной площадью
Серебристой проседью
Проплывают куда-то
Вдаль облака.
Здесь каждый камешек —
Истории краешек,
И каждая улочка
Хранит века.

Я бродил по полям, перелескам,
Я на взмыленном мчался коне.
И берёз золотые подвески,
Узнавая склонялись ко мне.

Я бежал от забот и сомнений
И хмелел от такой красоты.
Может, так же когда-то Есенин
Убегал от мирской суеты.

И берёзки, подружки лесные,
Тесной стайкой вели хоровод.
А озёра вокруг голубые,
И в них синее небо плывёт.

И счастливые выступят слёзы,
И ресницы, как травы в росе.
И в объятиях стройной берёзы
Я замру в её пышной косе.

Закудрявилась берёза
На высоком берегу,
Не согнулась от мороза
В безобразную дугу.

Стойко выдержала зиму,
Устояла в холода.
Хороша, как на смотрины —
Так чудесна, молода.

Разудалые частушки
Распевает пастушок,
Зазывает он подружку
На свиданье, во лужок.

То сыграет на свирели,
То подует во дуду.
Сколько с милой песен спели
Под берёзой, на пруду.

Кра́сна дева с дивной статью
Теребит в руках платок,
Под берёзой скинув платье,
Заступила на мосток.

Постояла и нырнула,
Да русалкой поплыла.
Белой рученькой взмахнула
И милёнка позвала.

Накупались, наигрались
И на берег подались.
Под берёзой целовались,
Во взаимности клялись.

Парень де́вицу ласкает,
О любви ей говорит.
Лишь берёза тайну знает,
Лишь одна её хранит.

В середине плоской, как поднос, поляны,
В окружении стройных, молодых дубков,
Возвышалась ёлка, в платье без изъяна,
Сотканном из хвои в сорок сороков.

Растекалось солнце, заходя у края,
Вниз, по тёмным иглам, ярко засверкав.
Словно зыбкий бисер, струйками сбегая,
С бархатного платья на ковёр из трав.

А дубки теснились вкруг неё несмело
И, стыдливо пятясь, прятались в кустах.
Шелестя листвою робко, то и дело,
Не решаясь к ёлке сделать первый шаг.

Задержался день вчерашний,
До конца не смог остыть.
И цеплялся он за пашни,
Не желая уходить.

Солнце тоже не решалось
Опрокинуться за лес,
Ещё долго оставалось
Украшением небес.

Ночь ждала за буераком.
Вечер жался по кустам,
Норовя окутать мраком
Все укромные места.

Уж луна взошла на небо,
Чтобы властвовать судьбой,
И висит краюхой хлеба
Над крестьянскою избой.

Одолела всех усталость,
Распластав незримый зонт.
Солнце вспыхнуло и сда́лось,
И зашло за горизонт.

Лунный свет упал на пашни,
Отразился от воды.
Растворился день вчерашний
И рассеялся, как дым.

Ты в снах являлась трепетной и юной,
Росой хрустальной умывалась поутру.
Изгибы рук гитарой семиструнной
Ржаные косы расплетали на ветру.

Лесное озеро с холодною водою
И лунный диск, таившийся в кустах.
Там камыши, щетинясь бородою,
Его проткнули в нескольких местах.

Туманной дымкой пеленала тело,
Ногами бо́сыми ходила по росе.
Порою отрывалась и летела
И растворялась в лунном колесе.

И выплывала где-то посерёдке,
С русалками водила хоровод.
А я хотел туда доплыть на лодке,
Но только попадал в водоворот.

И, просыпаясь, тщетно я пытался
Связать концы в единый узелок.
Но зыбкий образ снова рассыпался,
Перетекая в бархатный песок.

По степи несутся кони,
Ночь морозна и темна.
Убегает от погони
Дуня, мужняя жена.
А луны совсем не видно,
Закрывают облака,
Рядом с Дуней парень видный —
Из гусарского полка.

Парень Дуню обнимает,
За любовь благодарит.
А её сердечко тает,
И щека её горит.
Вот уж слышен шум погони,
Нет спасенья молодым.
Ой вы кони, мои кони,
Выручайте из беды.

А денщик, не зная страха,
Гонит тройку вороных.
То ли свадьба, то ли плаха,
Что там ждёт на утро их.
Позади собаки лают,
Засветили факела.
Не догонят, не узнают,
С кем её любовь свела.

Будто молния сверкнула,
Выстрел грянул наугад.
Дуня охнула, вздохнула
И откинулась назад.
Кони дёрнули с испуга
И помчались, что есть сил.
– Что ты, милая подруга? —
Парень девицу спросил.