Борис Панкин - Лабиринт

И срок отмерен – с пятки на носок,
Ещё шажок, и Карфаген – разрушен,
И эпилогом падает на душу
Полынный смог. Прах отрясая с ног,

Обидой и виной себя не мучай.
Таков расклад, судьба-злодейка, случай.
Но прежде чем шагнуть через порог,

Замедли шаг и до конца дослушай:
Звезда-полынь спалила наши души,
И в вышних не зачли нам наш урок.

у памятника Пушкину бомжи,
бездомные собаки, алкаши,
детишки, предынфарктные старушки.
над ними возвышается А. С.,
на бледном фоне северных небес,
весь бронзовый от пяток до макушки.

к нему приходят пёстрою гурьбой
туристы, гвалт и гомон за собой
приносят, у подножья постамента
позируют и смотрят свысока
на нас с тобой. мы приняли слегка
и рядышком на лавочке зачем-то

на это медитируем. порой
мне кажется, что этот шумный рой —
массовка в пьесе, но вот кто герой
наверняка пока что не известно.
пора сходить в ближайший магазин,
я прошвырнусь, ты посиди один,
покарауль, приятель, наше место.

ложь суета интриги
тёмное между строк
из телефонной книги
вычеркни номерок

нет абонента вышел
перекурить во двор
дым из трубы над крышей
суетный разговор

с ночи хмельных соседей
скорая у ворот
дети галдят уедет
автомобиль вот-вот

нет абонента слышишь
вынесли всё пора
дым из трубы над крышей
тянется к небу ра-

стает и станет пусто
в небе как будто срок
вышел (дрянное чувство)
вычеркни номерок

Я сижу на игле. Вижу сон.
Я не хиппи, не хрон измождённый.
Я – ночной мотылёк, пригвождённый иглою
К поверхности рамы оконной.
Я сижу на игле, вижу сон.
Я во сне – человек:
Утомлённый
Застарелой работой,
Занудой-женой,
Затяжным геморроем,
Безнадёжно любимой безумной страной,
Где героем
Автоматом становится каждый,
Кто однажды
Был иглою к стене пригвождён.
Я сижу на игле. Вижу сон.

Героиня вдруг оказалась «увы-не-той».
С виду – внезапно, в целом – закономерно.
Герой огорчён, но, в общем, расклад простой
И будет разыгран верно.

После нелепой сцены с набором фраз,
Один в один из дешёвого сериала,
Он вычеркнет героиню из жизни – раз,
И тебя не стало.

И каждый пойдёт в дальнейшем своим путём.
Нет никакой трагедии – всё в порядке.
Впору гордиться, мол над собой растём.
Но что в остатке?

А ничего, пожалуй, что – пустота,
Вакуум – совершеннее абсолюта.
Осень в разгаре. Благость и красота,
Почти что чудо.

играй гармонь. беснуясь что есть силы,
педальный конь растопчет всё, что было
святым, а что окажется забытым,
то конь в пальто добьёт своим копытом.

топчи Пегас страницы, буквы, строчки.
в который раз я дохожу до точки.
мне не до сна угрюмой ночью тёмной,
грядёт волна клинического гона.

копыта бьют. неровно муза дышит.
мозгам капут, съезжает набок крыша.
я обречён внести свой вклад в культуру.
играй гормон, топчи клавиатуру.

гони гусей. марай, крои и чёркай.
во всей красе идёт процесс, и чёрт с ним.
табун коней отплясывает джигу.
на склоне дней издам, пожалуй, книгу.

имя твоё как шёлк
губы твои горьки
я от тебя ушёл
хули ебать мозги

дождь беспробудно лил
в этот промозглый день
а я от тебя свалил
экая поебень

был небосвод тяжёл
капала с крыш вода
а я от тебя ушёл
экая ерунда

плохо ли хорошо
эдак и так – тиски
я от тебя ушёл…

губы твои горьки.

за окошком бродят тени,
ссорятся с луной.
нарождался новый ленин,
говорил со мной.

звал в поля, варить глинтвейны,
хоровод водить,
обещался откровенья-
ми меня снабдить.

заучи их, говорил он,
в массы их неси.
всхрюкивал нечистым рылом,
зенками косил.

я бы ночью этой дивной
тайны все познал…
но не даёт в поля уйти мне
строгий персонал.

…опять в краю аквариумных рыбок
провисло поролоновое время,
дремотный разум накрывает темень,
и воздух бертолетов, знобок, зыбок.

раскачивая водоросли сплина,
всплывает здравый смысл, кверху брюхом,
и наполняет темень смрадным духом,
замешанным на гнили мандаринной.

но, проминая каучук пространства,
нащупывая в пачке сигарету,
ты понимаешь – суета всё это,
бессмыслица – не стоит и взрываться.

Стоит на тебя засмотреться,
Как ты тут же спрашиваешь, улыбаясь: