Роман Танненберг - На море и на суше

…Было это давно, лет десять-двенадцать назад, в середине лета. Объявился в округе волк: задрал нескольких овец у соседей, а потом уже настолько обнаглел, что почти у самого дома загрыз телёнка. Тут терпение у людей кончилось. Собрались охотники и решили: без волка домой не возвращаться. Выследили и обложили место, где находилось волчье логово. Наконец их труды увенчались успехом: меткий выстрел одного из охотников положил конец разбойничьим на бегам. Это оказалась довольно крупная волчица, а в логове нашли четырёх волчат. Троих Оскар без труда посадил в мешок, а когда очередь дошла до четвёртого, самого крупного, тот ловко увернулся и больно укусил Оскара за руку. Чертыхнувшись, мужчина инстинктивно отдёрнул руку, а волчонок стрелой вылетел из норы наружу – и был таков. В память об этой встрече у Оскара на правой руке, чуть пониже локтя, остались три отметины. Очевидно, один зуб у волчонка был сломан, а к тому времени зубы у волчат должны были быть уже постоянные, а не молочные. И это был верхний левый клык! Как бы там ни было, а память осталась на всю жизнь.

Сам не зная зачем, Оскар сделал ещё пару шагов в сторону волка. Тот, отступая, хотел перепрыгнуть через поваленное дерево, но сил не хватило, и он пополз под сосной на брюхе, с трудом сгибая лапы. Оскару показалось, что волк застрял под деревом и не сможет выбраться. Когда он подошёл поближе, взгляды их встретились. В глазах зверя не было ни злобы, ни страха: в них была тоска и мольба. Кажется, волк хотел сказать: «Я старый и больной, я очень голоден, и я в твоей власти, пожалей меня».

«Вот незадача, – подумал Оскар, – придётся сосну чем-то приподнять, что ли?»

И в тот момент, когда Оскар обернулся в поисках подходящей палки, чтобы приподнять дерево, волк из последних сил рванулся вперёд и выбрался из-под сосны, оставив на его шершавой коре клочья шерсти. Тяжело дыша, он сделал несколько шагов и остановился. Так они стояли друг против друга, два старика. О чём думали, что вспоминали?

Оскар взял ломоть хлеба и бросил его волку. Тот дёрнулся было в сторону хлеба, но чувство осторожности одержало верх, и он остался на месте.

– Бери, бери, я угощаю по старому знакомству, – усмехнувшись, сказал Оскар.

Волк, словно поняв его слова, подошёл и мигом проглотил хлеб.

– Да-а, видать, плохи твои дела, коли ты, гроза лесов, на хлеб кидаешься, – проговорил Оскар.

Волк опустил голову.

– Ладно уж, видно, оставаться мне сегодня без завтрака, – сказал лесник и кинул волку оставшийся хлеб и кусок сала.

Теперь уже, не раздумывая, волк сначала съел хлеб, а потом осторожно, словно желая растянуть удовольствие, начал жевать сало.

«Зубов, наверное, порядочных не осталось, а целиком глотать – вредно для здоровья, – подумал Оскар и негромко рассмеялся, – придёт же в голову такое!»

Волк тем временем закончил трапезу и поднял голову.

– Ну что, старый бродяга, подкрепился?

Их взгляды снова встретились. Оскар даже вздрогнул от неожиданности: это был не взгляд дикого зверя, хищника. В глазах волка светилась благодарность и что-то ещё, что невозможно описать.

«Даже собака так не смотрит, – подумал старый лесник, – прямо как человек».

Волк, словно поняв, что пора и честь знать, потоптался немного на месте, затем повернулся и трусцой направился прочь. А старый лесник стоял и смотрел ему вслед. Пробежав метров пятьдесят по тропинке, волк обернулся, а затем нырнул в чащу кустов и растворился в сумраке леса. Пошёл лёгкий снежок, засыпая волчьи следы.

«Ну вот, скоро следов совсем не видно будет», – подумал Оскар, и на душе у него вдруг стало очень тепло.

На площади перед Домским собором уже собралась порядочная толпа. Был чудесный летний вечер, солнце стояло ещё довольно высоко, но жара уже спала. Люди, радуясь хорошей погоде, которая этим летом нас особенно не баловала, в ожидании начала концерта прогуливались по площади. Наконец медленно отворились массивные дубовые двери, и людской поток хлынул в прохладный полумрак собора.

Летом, в разгар туристического сезона, здесь собирается довольно пёстрая публика. В большинстве своём это истинные ценители музыки, многие приезжают сюда издалека, чтобы послушать один из лучших органов Европы – большой орган Рижского Домского собора. К сожалению, нередко заходят сюда и люди случайные, только лишь ради того, чтобы потом, при случае, можно было бросить в кругу знакомых:

– В Домском соборе? Да, конечно, бывал, ничего орган, неплохой…

Вообще мне «везёт» на соседей. В кинотеатре чаще всего мой сосед сразу после начала сеанса начинает разворачивать шоколадную обёртку. Делает он это осторожно, понимая, что мешает окружающим, но от этого процедура разворачивания только затягивается и длится до тех пор, пока кто-нибудь, не выдержав, не шикнет на него. В театре где-нибудь поблизости найдутся два-три человека, которые начинают довольно громко обсуждать каждую реплику, а в цирке мой сосед хочет непременно объяснить мне секрет головоломного фокуса. На этот раз впереди меня сидел полный мужчина, который всё время доставал что-то из кармана и беспрерывно жевал. К счастью, делал он это совершенно беззвучно, за что я был ему очень признателен.

Наконец все заняли свои места, наступила тишина, всё замерло, словно в ожидании чуда. И оно свершилось! Ибо как ещё можно назвать то, что, что происходит с вами на протяжении концерта? С первых же аккордов музыка захватывает вас, она заполняет всё ваше существо, подчиняет ваши чувства. Вы уже не принадлежите себе, над вами полностью властвует Музыка!

Это ли не чудо?

Вот, словно раскаты далёкого грома, пророкотали басы, а уже через мгновение самые высокие голоса несут вас на хрустальных крыльях ввысь: всё выше, выше – туда, под самые своды собора, где нежные лучи заходящего солнца причудливо преломляются в калейдоскопе витражей. И когда вы уже, кажется, достигли предела, когда от высоты захватывает дух, на вас обрушивается каскад мощных аккордов, от которых по телу пробегают мурашки, вы почти физически ощущаете, будто какая-то сверхъестественная сила сжимает вас в своих объятиях. В то же время в вашей груди бушует буря чувств. В конце концов противоборство этих двух сил порождает взрыв, который низвергает вас с высоты поднебесья в кипящую пучину. Сердце молотом стучит в груди, дыхание перехватывает, комок подкатывает к горлу, ещё миг – и из глаз хлынут слёзы. Наверное, в такие мгновения даже самый закоренелый грешник будет готов молиться и раскаиваться.