Сергей Краснобород - Где-то рядом… Стихи

Откуда? Кто? Зачем тебя послал?
Такая шутка жизни стоить может…
Но жаба замерла, как будто приросла
к странице бородавчатою кожей.

И в горле громоздится тошнота.
Реальное становится бесцветным.
В мозгу одно лишь слово – «Никогда!» —
пульсирует навязчивым ответом…

Остановилось время. Гаснет жизнь.
Немеют руки. Воздух полон яда.
Я, мудрый По, фантазии служил —
и вот она сидит передо мною рядом.

Я тихо чахну, глядя в пустоту
её глазниц. Меня съедает бездна…
В полночной тишине по книжному листу
скользнула тень – и навсегда исчезла.

Отверженный терял следы
на утренней росе.
И всё мерещилось: кресты
сжигают на Руси.

Он талисманом нёс обет
не разжимать перста,
готовый к истовой борьбе
за веру без креста.

Оскалились цепные псы,
нанюхавшись крови.
Испив языческой росы,
он веру окропил…

Но поздно! Выжигали лес,
чтобы наверняка…
А он кричал и всё же лез
в огонь. И на века

покинул тело, сам из тех,
кто веру укрывал.
Ночами выла в темноте,
перста не разжимая, тень.

Надгробные кресты он тщетно вырывал
и проклинал:
– Не то! Не те!..

Пространства мистики разнообразны.
По ним скитаться – наслаждение одно.
То Вий пройдет походкой несуразной,
а то Русалка позовёт на дно.

В огне простонет нежно Саламандра.
Меркурий потеряет два пера.
Орфею Голем напевает мантру.
Гермес метёт окурки со двора.

При деле все – и Яхве, и Атланты…
Лишь праздный человечий ум шалит —
не сыщет применения таланту!
За что, в конце концов, и будет бит

мистическими розгами. Однажды
безверье мутное накличет крах.
Тогда поймём, что важно, что не важно…
А впрочем, это тоже – суета и прах…

Мой быт неприхотлив. Писательство убого.
И время льётся лаской дождевой.
Но по утрам в тиши прошу смиренно Бога
благословить и день, и хлеб насущный мой.

Читаю Книгу, вечную как небо,
где притчи живы мудростью веков.
Дневная суета становится нелепой
пред благодатной магией стихов…

Услышь, Господь, зовущий каждый голос!
И каждому воздай по вере и делам!
Святая Книга праведным глаголом
врачует души неуемным нам.

Я видел путь, которым не пройти.
Восходят к небу души той дорогой.
Бродяги-сны сетями паутин
меня влекли в тот мир, где нет тревоги.

Кто жаждет сна, тот обретет покой.
Кто Бога звал, к тому Он отзовётся.
Я камень положил нетвёрдою рукой
к ступеням лестницы в обитель Бога-солнца.

Взойти ли самому? Запретный сладок плод…
Я лишь дары сжигаю ритуально.
Но путь увиденный чарует и влечет.
И сон грозит перерасти в реальность…

Не жертвы, но иной живительной услады
просил неведомый и неделимый Бог.
Он милость даровал своей наградой,
но был внимателен, неумолим и строг.

Всему свой час, свой срок, своя расплата.
Гордыню пестуя, не обрести покой…
Взирает Пастырь на слепое стадо
и гонит сквозь безмолвие веков.

Душа заблудшая приемлет обреченно
обузу тяжкую рожденья во грехе
и мечется в неведении прощённом,
и жертву воздаёт протянутой руке.

Последний раз испив, Христос поставил Чашу.
Сидели братья за одним столом.
Он знал итог, знал сроки, имя даже
того, кому заплатят серебром.

Что предначертано – тому фатально сбыться.
Ни капли в Кубке нет уже вина.
Спокойно солнце красное садится.
Но будет ночь предвечная нежна.

Из Чаши этой выпить кто посмеет?
Слепые ждут. Покорные молчат.
И снова рыцари постыдно не успеют
к очередному взмаху палача.

Святой Сосуд храним для посвящённых.
Искать, стучаться – нескончаем путь…
Последний раз испив, Он думал обречённо,
как напоить всех нас когда-нибудь.

Исторгнуть тьму, чтобы родиться вновь…
Кипящий разум, мудростью объятый…
Вселенское Добро, Свет и Любовь
нисходят откровением распятым.

Услышав Голос, ото сна восстать…
Пройти сквозь время по тропе единой.
И в чистоте пред Вечностью предстать
священным воплощением Бога-сына.

Приемлемая грань нечаянных поступков
стыдливо тешится у Бога взаперти.
А он надменно посылает духов
того найти,

кто в несказанном фатуме растаял
и уподобился течению воды.
Капканы Бог во всех местах расставил.
И вроде бы уже не избежать беды

вольнолюбивому юнцу… Но он надменно
лелеет притязания на престол,
сплетая параллельно вдохновенно
свои оковы в образе простом.

Неискушённым битва не понятна.
Лишь отголоски – брызги по воде.
Всё было сказано достаточно понятно.
Осталось выяснить кому, зачем и где…

О сколотах песнь забытую
пел молодой гусляр.
«На землю, травой умытую
Богом был послан дар.

Плуг – земле утешение.
Чаша – её молоко.
Секира – чтобы в сражении
её защитить легко…

Народ в уплату за подать Божью
навеки смиренным стал…»
Гусляр допел и у подножия
землю поцеловал.

Нахрапом в родные просторы
стремился опальный казак.
Сердечному топоту вторил
в упряжке усталый рысак.

Тоска пограничной заставой
осталась давно позади.
Полей ненасытная страва
да саваном неба сатин.

Раздолье… Но конь спотыкался
всё чаще – и пена ртом.
Надсадно казак засмеялся,
в обрез заряжая патрон.

И жаворонок на выстрел
полётом отметил крест…
Упряжку настигнет быстро
теперь пограничный разъезд.

Лихое перепутье дорог-путей.
Хранимы Богом будьте от всех чертей!

Хранимы верой станьте, живучи – в рост!
Смотрители на станциях лишь кривят рот.

У коренного силушка огнём горит.
Седой ямщик исподтишка глоточка три