Елена Долгополова - Страны моей жемчужины

А в самом конце двора, был наш дом…»

Тимур оторвался от чтения и прислушался к голосу отца. Он вспомнил, как позапрошлым летом, когда он еще не умел читать, мама, раскрыв эту папку, внезапно расплакалась и стала кричать на папу. Он оправдывался, говорил что-то о фотографиях, которые ему кто-то не вернул.

Вот бы взглянуть на них! Тимур бережно перебрал исписанные листы. Нет, ни одной не сохранилось. Как жаль. Он попытался представить себе дом его предков. С высокими потолками, толстыми кирпичными стенами, такими, что в самый знойный день в нем было прохладно без кондиционера…

Мальчик вновь склонился над папкой.

«…Наш дом… Он приходил ко мне еще долгие годы во сне. Сколько слез, сколько горьких упреков было высказано книжными девочками папе! За то, что допустил, что они, пишущие стихи, ведущие дневники, грезящие театром, мечтающие о славе, из «дворянского гнезда», как негласно называли наш район, очутились на глухой окраине города. В безликой панельной многоквартирке. Вдали от любимой восемнадцатой школы, а главное – от родного парка Тельмана.

Как он мог, почему не добивался своего права, ведь мы, как «частники», могли остаться в центре?

Дочери плакали, не зная, как их отец сам себя корил бессонными ночами. Их добрый, мягкий папа не мог признаться (да они бы тогда и не поняли), что он не из породы «победителей».

И этот самый ген уже передан им. Его нерешительность трансформируется у них в неумение «вырвать свое» отразится на судьбах – неправильно выбранными профессиями, ненаписанными картинами, несочиненными стихами…

Его любимые дочери – принцессы на горошинах – всю жизнь проживут в золушках, так и не дождавшись своих принцев. Там, куда они попали, их просто нет…»

– Да здесь он, где же ему еще быть?! – опять ввалился в комнату развеселившийся отец. – Читает опять! В кого таким книжным червем уродился – не знаю. Мы с Раношкой вроде бы нормальные. А? Ну да, в прабабку. – Тимур, ну-ка поздоровайся с дядей, скажи, как соскучился…

– Алло, здравствуйте… – только и успел сказать мальчик.

Отец выхватил телефон и продолжил громко что-то рассказывать и о чем-то договариваться, бросив, однако, недовольный взгляд на папку в руках сына.

«…Пятый номер. От тебя не осталось ничего. Только дорога и спуск к парку. Проходя, я вспоминаю, как летом босиком бегала здесь за мороженым. Не оглядываюсь на здание банка грязно-красного цвета за прочной решеткой, появившееся на дорогом месте.

Для меня по левую сторону до сих пор стоят ворота, а за ними – оно, мое детство, наш двор и соседи.

Елена Вадимовна, когда почувствовала, что уже не в состоянии справляться со своими нуждами, приняла в один прекрасный вечер большую дозу снотворного.

Что она видела в своем последнем сне на этой земле?.. Детство в Петербурге, учебу в Смольном или ушедшую теперь уже Россию?

Пустой холодильник, потому что все надо было доставать? Но за свою долгую жизнь она так и не научилась договариваться с продавцами гастронома.

А потом – уже не закрывающаяся дверь: еду приносили бывшие ее студенты и знакомые, на что она очень обижалась.

А может, видела родного брата, с семьей проживающего в Париже, к которому ее не выпускали те, кто время от времени по ночам посещал ее крохотные апартаменты?

Елена Вадимовна Шумейко… Тоже «непобедительница»?

А тетя Ляля, а тетя Нюра, не боявшаяся в те времена распевать тоненьким голоском «Аллилуйя» перед иконкой?

Знаю, они все уже там, наверху. Поднимаю глаза и вижу над собой целое созвездие, парад «непобедителей»

Тех, кто учил нас читать хорошие книги, никогда не брать чужого и вести себя достойно.

Ценности, которые нам привили, не позволившие, как мне казалось, добиться в жизни больших успехов, оказались непреходящими. Они помогли мне прийти к Богу. И какое счастье, что не были достигнуты те обманчивые цели, за что потом пришлось бы расплачиваться!

Мой внутренний мир не разрушен, душа полна любви и готовности созидать.

А что же испытывала наша прабабушка, когда в небольшом приграничном городке она, оставшись без мужа и с маленькой дочкой на руках, вынуждена была перебраться в глиняную мазанку? Поднимаясь, каждое утро она видела сквозь верхушки деревьев крышу своей конюшни, в которой до шестидесятых годов прошлого столетия будет располагаться главпочтамт. Что испытывала эта женщина, когда проходила мимо своего дома, не смея к нему приблизиться?

Все, что ей удалось утаить от новой власти, – какие-то украшения, золотые монеты, – поменяли на муку и сахар во время войны.

В шестидесятые она приезжала к нам в Ташкент на Асакинскую, обычно летом. Маленькая, аккуратная старушка, никогда не повышавшая голоса. Выросла со служанками, а умирая, очень хотела надеть крепдешиновое платье. В то время это был дорогой наряд: один метр ткани стоил шесть рублей.

– Все! Собирайся! – опять влетел в комнату отец. – Ты поел? Иди выпей сок и переодевайся. Забросим Лолку с детьми в парк, а оттуда на боулинг!

– В какой парк? – оживился Тимур. Я хочу в парк Тельмана.

– Да прекрати, Тимур! Нет в Ташкенте никакого парка Тельмана, и не было никогда. Я здесь полжизни прожил, ни разу не слышал. Это выдумки твоей прабабки. Не читай ты эту чушь. Из-за этой макулатуры мы с твоей мамой сильно поругались.

– Это не макулатура, мама говорила, что здесь есть какая-то ценность.

– Нет там никакой ценности. Я тоже думал, может, бабка закопала клад где-нибудь под деревом и написала – нет, ничего такого. Писанина какая-то… Выдумки.

Заехав за тетей Лолой с ее дочками, папа и сын отвезли их в большой парк. Тимур здесь был впервые, и ему понравилось. Захотелось остаться с девочками, покататься на аттракционах, побегать, рассмотреть все. Вокруг столько всего интересного! Но папа его тянул за собой.

– Ну все, девочки, дальше вы сами? – нетерпеливо спрашивал он.

Стоя перед летней сценой в виде раскрытой раковины, Тимур повернул голову туда, где лестницу сверху в нескольких местах пересекали боковые переходы. Все утопало в зелени. Мальчик пристально рассматривал, не мелькнет ли среди цветов тонкая фигурка белой балерины.

– А как называется этот парк? – спросил он у тети.

– Парк Бабура – с улыбкой погладила она своего любимца по голове. – Это знаменитый старый парк.

Он опять посмотрел на лестницу.

– А как он назывался раньше?

– Понятия не имею! Пошли, пошли, – торопил его отец, увлекая за собой.

Сев в машину, он начал перечислять, сколько им можно будет получить удовольствий за этот выходной день, если поторопиться.

Тимур послушно кивал, но ему больше хотелось оказаться сейчас в своей комнате и дальше читать пожелтевшие страницы дневников прабабушки, которыми никто никогда не интересовался. Ни папа, ни даже мама, которая гордилась бабушкой, берегла толстую папку, но не заглядывала в нее, ссылаясь на занятость. То она в командировке, как сегодня, то торопилась в салон, чтобы привести себя в порядок…