Евгений Меркулов - Вечер воспоминаний

Нет не верю я,
Что моя земля,
Стала мачехой чужою,
Дождь с холодною водою!
Нет не верю я,
Что моя Казакия,
Растворилась в даль ночную,
И её себе во сне рисую…
И тоскую….

В ковылях гуляет ветер,
Я иду ему навстречу.
Нараспашку грудь.
Степь окидываю взглядом,
Казаки, вставайте рядом!..
Ну хоть кто-нибудь…
Одинок мой путь.

Вроде лет прошло немного,
Но к родной земле дорогу
Пересёк овраг.
Не видать нигде мосточка,
Стой, где стал, казак, и точка!
И не сделать шаг,
А иначе – враг.

На концерт казачий в Крокус Сити Холле
Съехался столичный расфуфыренный бомонд,
С кем казак не сядет рядышком на поле,
Сборище лисиц, гиен, гадюк и анаконд.

Филя, Стас и Люба, Лола, Николай,
Ксюша с новым мужем – ну-ка хору подпевай!

Белые папахи, алые черкески,
На плечах погоны, грудь в серебряных шнурах.
Под мотив попсовый зазвучали песни,
Те, что раньше сроду не играли в хуторах.

Филя, Стас и Люба, Лола, Николай,
Ксюша с новым мужем – ну-ка хору подпевай!

Спели про «Марусю, раз-два-три – малину»
(«Наш» римейк про Мурку, что сразили наповал),
А потом «Семь-сорок», «Едут по Берлину»…
Крокус аплодировал и даже подпевал.

Филя, Стас и Люба, Лола, Николай,
Ксюша с новым мужем – ну-ка хору подпевай!

В общем, все довольны так или иначе,
Кто блеснул нарядом, кто подругу вывел в свет.
Но при чём, скажите, тут концерт «казачий»?
Кто-то, может, понял, ну а я, простите, нет.

Подытожу грубо, добрых слов нема:
От концерта запах подозрительный весьма.

Геройский поступок да будет воспет!
Его не забудут в народе.
Казачка Анюта, шестнадцати лет,
Работала на огороде.

Лабá недалече спокойно течёт,
Чирикают весело птицы,
Всё мирно и ладно, да был огород
Разбит за пределом станицы.

Ограбить соседа, забрать его в плен —
Старинный кавказский обычай.
Шесть горцев спустились в долину в тот день
В погоне за лёгкой добычей.

И девушка, чтоб не достаться врагу,
По тропке домой припустила.
А старший из горцев кинжал на бегу
Метнул ей вослед что есть силы.

Но, слава те, Господи, острый кинжал
В тот раз не затронул лабинку.
Он мимо неё пролетел и упал
В траву возле самой тропинки.

Анюта нагнулась, схватила клинок
И дальше помчалась к откосу.
Но кто-то из горцев поймать её смог
За длинную, тёмную косу.

Не глядя, назад отмахнула рукой,
И цель не ушла от кинжала.
Как вертел барана, пронзило легко
Разбойника острое жало.

Казачка вскочила и вновь наутёк.
Казалось, спасение рядом.
Но всё же достал её вражий клинок,
И тюкнули сзади прикладом.

Спасибо, Христос, за прикрытье твоё!
Была неглубокою рана.
Но впала на время тогда в забытьё
Несчастная, юная Анна.

Очнулась в ночи далеко за Лабόй,
Вернёшься оттуда едва ли —
Так думали горцы промежду собой,
И девушку даж не связали.

Она же, все прочие спали пока,
Собравши последние силы,
Из ножен достала кинжал вожака,
И в горло с размаху вонзила.

Взяла его шашку, взяла пистолет,
И тут началось представленье —
Троих супостатов прямки на тот свет
Отправила без промедленья.

Очнувшись, шестой захотел убежать,
Да только не тут-то вот было.
Анюта умела прицельно стрелять.
Спокойно его уложила.

Собрáла одежду, оружье, коней,
К Лабė повела и к рассвету
Свой первый законный казачий трофей
Сдала у станицы пикету.

Медаль и браслет ей вручили князья,
Да только ведь дело не в этом.
Отвагу казачек измерить нельзя
Ни шашкой, ни даже браслетом.

Через степи, через рощи, через лес
Шёл домой усталый, тощий, глупый бес.

У ручья, у небольшого костерка
Он внезапно заприметил казака.

В котелке казак готовит свой обед,
А на беса и не смотрит, словно нет.

Бес воскликнул: «Я, казаче, встрече рад!
Поделись со мной горячим, будь, как брат.

Сголодался, аж кишка дудит кишке.
Расскажи, уважь, а что там в котелке?»

– Слава Господи Иисусе, будут щи,
Нл с тобой не поделюся, не взыщи.

То казачий православный наш обед.
От него для бесов только страшный вред.

Съест рогатый ложку щей, и вот те на,
Прощевай навеки, батька-сатана.

Но смотрю, что ты и правда больно тощ,
Я сварю тебе взамен казачий борщ.

Это менее опасная еда.
Казачат ей даже кормим иногда. —

Бес кивнул: «Я, слышал. Вкусно, чёрт возьми!
Со свеклою и капустой. Не томи!»

– А сметанки не желаешь? А мясца?
Первый раз такого вижу наглеца.

Мабуть хочешь стопку водочки ишо?
То-то было б для здоровья хорошо!

Где ж в лесу возьмёшь подобный провиант?
Не тужи, есть и походный вариант.

Две версты пониже, около ручья
Борщевик разросся пышно, видел я.

Ты бы куст сюды оттуда приволок,
Я пока что опростаю котелок. —

Бес смотался по указке казака,
Притащил огромный куст боршевика.

– Жрать так хочется, аж булькает внутри.
Ты поболее борща мне навари. —

А казак пошёл командовать всерьёз:
«Растолки копытом в кашу, что принёс.

А теперь из ручейка добавь воды,
Котелок повесь над пламенем, сюды».

Котелок забулькал вскоре кипятком,
Облизнулся бес нечистым языком.

Но казак сказал: «Приятель, не спеши.
Вот ишо совет на память запиши.

Рассказать хочу тебе один секрет.
Коль почуешь, что еда пошла во вред,

Ты хулой не оскверняй бесовский рот,
Трижды «Отче наш» прочти, и всё пройдёт».

Хмыкнул бес и весь зелёный кипяток
Жадно в глотку влил себе в один глоток.

Из ушей его пошёл горячий пар,
И раздулось брюхо, словно самовар.

Глянул выпученным глазом глупый бес,
«Отче наш» прочёл три раза и исчез.

А казак пошёл на берег ручейка,
Смыл зелёную бурду из котелка.

Лёг на старую шинельку у костра
И спокойно закемарил до утра.