Лев Степаненко - Царица Савская

Царя приветствуя поклоном,

Марк в ожидании застыл.

«Тебя я счастлив видеть снова! –

Так царь приветствовал купца. –

Какой мне верный друг дарован

Всевышней волею Творца!»

«Ты звал меня? Я – пред тобою.

Чем заслужил я эту честь,

Что ты гонца послал за мною?»

И Соломон: «Такую весть

Мне принесла сегодня птица,

Что из далёких южных стран

Македа, Савская царица,

Сюда ведёт свой караван

Ты побывал во многих землях,

Ты вхож во многие Дворы.

Скажи мне, Марк, а не затем ли

Царица мне свои дары

Везёт, чтоб превосходством мнимым

Над Соломоном вознестись?»

«Дабы узнать сие, должны мы,

Мой царь, терпеньем запастись.

Наслышан я о той царице,

Хоть не был я в её стране,

Что не от Бога та девица –

Она подвластна Сатане.

Её коса вкруг стана вита

Шесть раз ползущею змеёй,

А вместо стоп её – копыта,

И шерсть на голенях её».

«Послушай, Марк, – ему ответил

С улыбкой мудрый Соломон, –

Ужель речам ты веришь этим?

Ведь ты достаточно умён.

Чем так судить, доверясь слухам,

Хочу я истину узнать.

Какой же пёс, куска не нюхав,

Начнёт его на части рвать?»

«Ты прав, внимать молве народной

Поспешно – глупо и смешно.

Но ведь в земле не плодородной

Не сможет прорасти зерно.

Покуда сам не повидает,

Кто сможет верный дать ответ?

А версий истина не знает –

У правды вариантов нет».

«Поступим так: ты на рассвете

Покинешь Иерусалим;

И, караван царицы встретив,

Обратно ты вернёшься – с ним.

Ступай, мой друг. Тебе на сборы

Всего лишь ночь отведена.

Введи её в мой дом, коль скоро

К нему приблизилась она».

Едва лишь солнце на востоке

Явило первые лучи,

Когда отпущенные сроки

Исходят таинствам ночи,

По гребню спящего бархана,

Пересекая ранний свет,

Царицы южной каравана

Тянулся длинный силуэт.

Ступая мерно, неохотно,

Как будто в путь последний свой,

Чреда навьюченных животных

Шла неизведанной тропой,

Лежащей лентою незримой

Из той земли, что не была

Под властью Иерусалима,

И что в неверии жила.

Их путь лежал через пустыню,

Сквозь раскалённые пески,

Сменяясь свежестью в долине

Непресыхающей реки,

Чьи воды многие столетья

Себе прокладывали путь,

А неуёмный вольный ветер

Не позволял себе заснуть.

Их взорам Фивы открывались,

И Гизы грозное плато,

Где пирамиды возвышались

Над многогрешной суетой.

Над раскалёнными песками,

Египет в ужасе держа,

Извечный страж, одетый в камень,

У их подножия лежал.

Когда-то здесь, на этих землях,

Жестокосердный фараон,

Словам пророческим не внемля,

Наказан был, поскольку он

Был слеп и глух к Господней воле

Чрез Моисеевы уста,

Покуда сам тяжёлой боли

В своей душе не испытал.

Разящий меч в деснице Божьей

Нанёс Египту десять ран

Пред тем, как в ножны был он вложен,

И пал под ним Левиафан.

Внимайте ж, земли фараонов,

Сему преданию времён,

Когда пророк, Водой Спасённый,

Был за упорство награждён.

И был Исход. И земли эти

Покинул страждущий народ.

И шли Израилевы дети,

Оставив в прошлом рабства гнёт.

Гонимы жаждою свободы,

Хранимы огненным столпом,

Сквозь расступившиеся воды

Морским прошествовали дном.

Так было здесь. И время это

Навеки вписано давно

В страницы Божьего Завета.

И нету истины иной,

Как в небе нет второго солнца,

А ночью нет луны второй.

И только тот душой спасётся,

Кто верен истине одной.

И вот дорога в Город Мира,

Где царь – мудрейший из царей,

Ведёт владычицу Офира.

Три сотни подданных при ней,

Качаясь в сёдлах, путь далёкий

Одолевали день за днём.

И даже летний зной жестокий,

Казалось, был им нипочём.

Каким загадочным резоном

Она подвигнута была

На встречу с мудрым Соломоном?

Какая цель её ждала

Там, где у власти нет изъянов?

Туда, где счастье – не обман,

Змеёй ползёт среди барханов

Царицы Савской караван.

Где небо сходится с землёю,

Святым величием своим

Сквозь марево дневного зноя

Открылся Иерусалим.

Встал караван, не смея дальше

Без воли старика идти.

И молвил слово караванщик

К исходу долгого пути:

«Смотри, царица, этот город,

Который видишь ты вдали,

Ворота нам откроет скоро.

Пока же подданным вели

Разбить здесь лагерь. Сняв усталость,

Мы утром путь возобновим,

Что бесконечен был, казалось.

Но вот он – Иерусалим!»

«Ну что ж, – ответила царица,

И взгляд её на старца пал, -

Ты прав, не стоит торопиться.

Пусть будет так, как ты сказал».

И день прошёл, и ночь настала.

И звёзды россыпью легли

На свод небесный покрывалом

Для засыпающей земли.

На купола шатров сабейских

Спустился мягкий свет луны,

Где звуки ночи иудейской

Вливались в море тишины.

И жрец, воздав хвалу Алмаке

За свет, дарованный с небес,

Растаяв тенью в полумраке,

С молитвой на устах исчез.

Ночь потекла своей рекою.

Лишь отблеск ближнего костра

Плясал, не ведая покоя,

На сводах царского шатра.

Восточный ветер, днём вздымавший

Горячей пыли облака,

В ночи затих, как зверь уставший,

Даря спокойствие пескам.

Казалось, что сама природа

В ту ночь уснула до утра.

И не дождавшись сна прихода,

Македа вышла из шатра.

Прохладный воздух, словно влагой,

Обдал её лицо и грудь.

И медленным, неспешным шагом

Она приблизилась к костру,

Где караванщик, сгорбив спину,

Поджав свои стопы, сидел.

Как будто вылеплен из глины,

Он молча на огонь глядел.

Ни жив, ни мёртв, с погасшим взглядом

Старик был нем и недвижим.

Едва царица села рядом,

Его покой расстался с ним.

«Чем беспокойна ты, царица,

В столь поздний час, когда кругом

И человек, и зверь, и птица

Объяты непробудным сном?

Какая тайная тревога

Тебе мешает отдохнуть?

Была нелёгкая дорога,

Был долог из Офира путь».

«Пусть отдыхает тот, кто может

Уснуть, когда до цели миг.

Но ведь и ты, я вижу, тоже

Не спишь». «Не сплю, – сказал старик, –

Лишь потому, что земли эти

Чужими я не нареку.

Вчера, лишь город я заметил,

Прогнав дорожную тоску,

Я чувством был таким охвачен,

Переполнявшим грудь мою!

Здесь я свой путь по жизни начал,

Здесь и закончу жизнь свою.

Я стар,– продолжил караванщик,–

Я прожил жизнь. Мне много лет.