Андрей Ветер - Организм

– Про стенку?

– Про особняк.

– Не в курсе, – ДБ развёл руками и задел стоящего рядом юношу в белом. Из-под девственно чистого пиджака юноши вывалился крохотный магнитофончик. Не меняясь в лице (ДБ заметил, что сотрудники Организма умели прекрасно владеть собой), юноша подобрал записывающее устройство поднёс его к уху, потряс, прислонил к губам, сказал:

– Раз, два, три, ноль… – и пристроил магнитофончик обратно.

– Вы знаете, Игнат, я, пожалуй, и про стенку не в курсе, – уточнил ДБ, – может быть, вовсе и не того руководителя наказали. Мало ли среди нас английских шпионов?

– Полагаю, вы правы, – не смог не согласиться Игнат.

В этот миг возбуждённый гул смолк, как по команде. Приехали самые главные люди на облитых чёрным масленым блеском машинах.

Когда ДБ вошёл туда, где расположились члены высокой комиссии, он увидел длинное помещение, украшенное квадратными белыми колоннами. Между колонн висели портреты секретных героев Организма и их сподручных. Под портретами за длинным столом с мягким зелёным покрытием сидели люди. Десятка два. Все важные. Все с торжественными лицами и красивыми вставными зубами. ДБ подумал, что зубная клиника Организма трудилась славно. Что подумали о нём молодящиеся начальники, он не знал. Они выглядели счастливыми, разглядывая проходивших перед ними продолжателей своего железного дела.

– Мы тут собрались.

– Хотим поздравить и выразить надежду.

– Не терпится оказать доверие.

– Вам предстоит пройти подготовку особой важности.

– Вы молодец и не дурак.

– Отныне вы себе не принадлежите.

– Надеемся на это.

– Ступайте и держите себя в руках.

ДБ кивнул с чувством ответственности и покинул гостеприимный зал. За дверью на него набросился бежевый плащ, правда, без плаща. Он расцеловал ДБ и долго не прекращал трясти ему руку.

– От всей души, честное слово, от всей души. А за вчерашнее, на Главфильме, особенное наше государственное спасибо. Хорошо, что синяк у вас не расцвёл. Надо же, какими мерзавцами случаются некоторые люди. Мы тому рыжему так доверяли, так доверяли, а он… Не желаете ли теперь глотнуть пивка? Жигулёвского? Обмыть с любимым куратором, со мной то есть, событие не хотите? И не надо. Правильно. Вам теперь нужно беречь здоровье, оно отныне принадлежит государству и государственным делам.

– Булочкин, – позвал со второго этажа давешний белый юноша, – я категорически требую тебя сюда, Валерий Изюмович. Сколько можно ждать?

Булочкин нетерпеливо махнул рукой и ответил взглядом нечто многозначительное. Белый юноша стыдливо запылал.

– Да ну вас, – отвернулся он.

– Виноват, меня зовёт труба, – расшаркался Булочкин, – прощайте, дорогой ДБ. Я вас полюбил всей душой, верите ли? Мы обязаны любить друг друга, таков человеческий долг. А мы, соратники по тайным делишкам, тем более, потому что горим на работе. Такова наша судьба. Помните об этом, мой дорогой друг… Кстати, про особнячок я тоже не в курсе дела. Чёрная дыра этот наш особнячок. Никто ничего…

И он взлетел вверх по ступеням. ДБ видел, как мелькнула в его ботинках лакированная тень куратора.

В тот же день ДБ позвонил Лене, но не застал её, и по той причине страшно загрустил. В голове было муторно.

Наутро, согласно полученным инструкциям, ДБ прибыл к стадиону «Домино», откуда намечался дружный отъезд новобранцев на засекреченный объект. Возле ворот стадиона шумно свинячила пьяная с раннего утра компания дворников, стоял крепкий запах французского лосьёна. При появлении ДБ они принялись свинячить с особым усердием.

ДБ нервничал. Нервничал больше, чем на мандатной комиссии. Больше, чем при первом вступлении в связь с женщиной. Он нервничал потому, что боялся не разглядеть замаскировавшихся среди деревьев и на скамейках тех, кто, как и он, направлялся на подготовку. Однако оказалось, что зачисленные в Организм вовсе не таились, а собрались шумной семьёй, балагурили, знакомились, смеялись. Вокруг этой приметной толпы прогуливались праздношатавшиеся граждане, с любопытством оглядывая сгрудившихся людей в строгих костюмах и с чемоданами.

– Уважаемые господа! – захрипел мегафон. – Получите каждый свой пропуск и размещайтесь в автобусах, согласно спискам. Списки у меня. Кто желает мороженого на прощанье, прошу к головной машине. Мы доставили мороженицу с тележкой. Налетайте, товарищи, угощайтесь!

Товарищи дружно угостились. Затем выхлопные трубы автобусов пустили вонючим синим газом в сторону случайных прохожих, и машины укатили под неровное гудение моторов. Чья-то юная жена в ситцевом платье под двадцатый год всплакнула, эмоционально сморщив личико с красным бантиком губ. К ней приблизился высокий мужчина в длинном пальто и бережно накинул ей на плечи пушистый серый свитер. По всей видимости, заботливый брат. Поцеловал её в шею. Значит, не брат. Коварный соблазнитель покинутых хорошеньких жён. Такие всегда тут как тут.

Едва автобусы скрылись, дворники прекратили свинячить, позвали других дворников, от которых совсем не пахло лосьёном, и заставили их убирать после себя.

Тем временем ДБ с грустью разглядывал сквозь нагревшееся на солнце стекло автобуса убегавшие улицы с живыми человечками, и ему вдруг стало до слёз тоскливо, будто везли его в тюремные казематы, где нет ни людей, ни солнца. И ещё подумалось ему, что жизнь его заканчивалась на этом, потому что теперь он всегда под чьим-то неусыпным оком, потому что не разрешено ему выходить куда и когда угодно… А когда автобусы проехали через автоматические ворота, опутанные колючей проволокой, и после этого новобранцы вереницей просеменили через проходную, где широкоплечие высокие молодые люди с боксёрскми стрижками зорко всматривались в каждое лицо и сравнивали его с фотокарточкой на пластиковом пропуске, ДБ скис окончательно. Что теперь оставалось от жизни? Что ожидало в неведомом секретном будущем?

Коридорами их куда-то вели, останавливали, докладывали кому-то что-то. А в голове ДБ пульсировало тёмно-синее с кровавыми потёками слово «тюрьма». Он молча проговаривал его губами, вертел, разгрызал, отбрасывал, но оно вновь подкрадывалось и было страшнее слова «смерть».

Очередь остановилась перед дверью, за которой восседал один из главных людей секретного объекта. Дверь открывалась, проглатывала очередную фигуру, и до очереди новобранцев долетали странные слова:

– Войдя в эту дверь…

Щёлкал замок, и странная фраза обрывалась, оставляя неприятный осадок недосказанности. Через минуту-другую вошедший появлялся с нахмуренным лбом, вместо него в кабинет следовал другой. И опять:

– Войдя в эту дверь…

Вышедшие из кабинета иногда бормотали какие-то имена.