Михаил Меклер - Образы на кончике пера. Поэтические переводы

Ma jeunesse ne fut qu’un tenebreux orage,
Travers; ca et la par de brillants soleils;
Le tonnerre et la pluie ont fait un tel ravage,
Qu’il reste en mon jardin bien peu de fruits vermeils.
Voila que j’ai touche l’automne des idees
Et qu’il faut employer la pelle et les rateaux
Pour rassembler a neuf les terres inondees,
Ou l’eau creuse des trous grands comme des tombeaux.
Et qui sait si les fleurs nouvelles que je reve
Trouveront dans ce sol lave comme une Greve
Le mystique aliment qui ferait leur vigueur?
– O douleur! O douleur! Le Temps mange la vie,
Et l’obscur Ennemi qui nous ronge le coeur
Du sang que nous perdons croit et se fortifie!

Шумела улица возле меня.
Худая, длинная фигура, воображаемая голь,
прошла своей попкой маня,
размахивая фестонами, приподнимая подол.
Её ноги, словно достоинство мечты,
я поглощал её прелестное создание,
мне стало плохо от женской красоты,
хотелось нежности и влекло желание.
Она была красотка, дивная звезда,
её глаза заставили меня остановиться.
Смогу ли я их видеть, хотя бы иногда,
ещё немного их видом насладиться.
Мы не знаем точно, как мы движемся, куда.
Я влюбился, она не узнает об этом никогда!

La rue assourdissante autour de moi hurlait.
Longue, mince, en grand deuil, douleur majestueuse,
Une femme passa, d’une main fastueuse
Soulevant, balancant le feston et l’ourlet,
Agile et noble, avec sa jambe de statue.
Moi, je buvais, crispe comme un extravagant,
Dans son oeil, ciel livide ou germe l’ouragan,
La douceur qui fascine et le plaisir qui tue.
Un eclear.. puis la nuit! Fugitive beaute
Dont le regard m’a fait soudainement, renaitre,
Ne te verrai-je plus que dans leternite?
Ailleurs, bien loin d’ici! trop tard! jamais peut-etre!
Car j’ignore ou tu fuis, tu ne sais ou je vais,
O toi que j’eusse aimee, o toi qui le savais!

В зимние ночи он горький и сладкий,
слушаешь его, сидя у огня камина
и вспоминаешь прошлое украдкой,
со звуком курантов в густом тумане.
Его медная гортань хранит могучий вой,
он созывает на молитву из всех веков,
звенит на службе, как старый часовой,
седым солдатам из полевых шатров.
В его душе есть трещина от бед и скуки,
он в жуткий холод издает ночные звуки,
но очень часто еле слышен его хрип,
в кровавой груде мертвых, будто там,
стон раненых он слышит, кто забыт
и умирает из последних сил от ран.

II est amer et doux, pendant les nuits d’hiver,
Decouter, pres du feu qui palpite et qui fume,
Les souvenirs lointains lentement selever
Au bruit des carillons qui chantent dans la brume.
Bienheureuse la cloche au gosier vigoureux
Qui, malgre sa vieillesse, alerte et bien portante,
Jette fidelement son cri religieux,
Ainsi qu’un vieux soldat qui veille sous la tente!
Moi, mon ame est felee, et lorsqu’en ses ennuis
Elle veut de ses chants peupler l’air froid des nuits,
II arrive souvent que sa voix affaiblie
Semble le rale epais d’un blesse qu’on oublie
Au bord d’un lac de sang, sous un grand tas de morts
Et qui meurt, sans bouger, dans d’immenses efforts.

Ты прекрасна в каменной мечте,
грудь твоя избита взглядом вечным.
Нас вдохновляет в твоей красоте,
любовь немая, всегда бессердечная.
Ты выглядишь, как сфинкс в лазури,
лёд в сердце с лебединой белизной,
ненавидишь все движения в натуре,
не плачешь, оставаясь просто немой.
Поэтов восхищает нагота и грация
и то, что у тебя от изваяний гордых,
приводит потребителей к овации,
завлекая покорных и влюбленных.
Ты в чистых зеркалах есть обаяние,
в глазах бессонных вечное сияние.

Je suis belle, o mortels! comme un reve de pierre,
Et mon sein, ou chacun s’est meurtri tour a tour,
Est fait pour inspirer au poete un amour
Eternel et muet ainsi que la matiere.
Je trove dans l’azur comme un sphinx incompris,
J’unis un coeur de neige a la blancheur des cygnes,
Je hais le mouvement qui deplace les lignes,
Et jamais je ne pleure et jamais je ne ris.
Les poetes, devant mes grandes attitudes,
Que j’ai l’air d’emprunter aux plus fiers monuments,
Consumeront leurs jours en dausteres etudes,
Car j’ai, pour fasciner ces dociles amants,
De purs miroirs qui font toutes choses plus belles:
Mes yeux, mes larges yeux aux clartes eternelles!

Над лесами, над морями,
выше гор, лесов и облаков,
вне эфира, там за небесами,
там где нет границ и берегов.
Разум движется в пространстве
и как рыба, чувствует себя в воде,
в неописуемом убранстве,
он блудит по глубинам в пустоте.
Берегитесь бактерий и болезней
и дышите только кислородом.
Деревья становятся полезней,
наполняя эликсир природы.
Кто на крыльях, счастлив неизбежно,
несёт печаль свою, как вес
и двигается дальше безмятежно,
туманом заряжая суть небес.
Мы легко воспринимаем мысли,
поднимаясь все время в небеса,
понимаем и парим над жизнью,
их немой язык, предметов голоса.

Au-dessus des etangs, au-dessus des vallees,
Des montagnes, des bois, des nuages, des mers,
Par-dela le soleil, par-dela les ethers
Par-dela les confins des spheres etoilees,
Mon esprit, tu te meus avec agilite,
Et, comme un bon nageur qui se pame dans l’onde,
Tu sillonnes gaement l’immensite profonde
Avec une indicible et male volupte.
Envole-toi bien loin de ces miasmes morbides,
Va te purifier dans l’air superieur
Et bois, comme une pure et divine liqueur,
Le feu clair qui remplit les espaces limpides.
Derriere les ennuis et les sombres chagrins
Qui chargent de leur poids l’existence brumeuse,
Heureux celui qui peut d’une aile vigoureuse
S’elancer vers les champs lumineux et sereins,
Celui dont les pensers, comme des alouettes,
Vers les cieux le matin prennent un libre essor,
– Qui plane sur la vie, et comprend sans effort
Le langage des fleurs et des choses muettes!

Старые Мастера не ошибались никогда.
Они страдали, им было всё равно,
их позиция не зависела от времени всегда,
даже если кто-то ел, или открывал окно,
или шёл вперед. Невозможно это позабыть,
как пожилые люди трепетно ожидают крах,
чудесного рождения, которого могло не быть,
а дети, чтоб не случилось, катались на коньках,
на опушке леса, или где-то на пруду.
Они никогда не забывали про то,
что муки идут своим чередом, а в углу,
всегда есть неприятное место,
где гуляют собаки и лошадь мучительно,
царапает о дерево свою спину язвительно.
Например, у Брейгеля в Икаре: всё обернулось так,
что во время катастрофы ни пахарь, садовник, рыбак,
возможно и слышали всплеск, чей-то крик,
но для них это было неважным провалом.
Сияло жгучее солнце, именно в этот миг,
исчезали в зеленой пучине ноги Икара.
Вода, изысканный корабль спокоен на волнах,
с которого должно быть, кто-то и видал,
как с неба падал мальчик. Судьба терпела крах,
который никого не взволновал.

About suffering they were never wrong,
The old Masters: how well they understood
Its human position: how it takes place
While someone else is eating or opening a window or just walking dully along;
How, when the aged are reverently, passionately waiting
For the miraculous birth, there always must be
Children who did not specially want it to happen, skating
On a pond at the edge of the wood:
They never forgot
That even the dreadful martyrdom must run its course
Anyhow in a corner, some untidy spot
Where the dogs go on with their doggy life and the torturer’s horse
Scratches its innocent behind on a tree.
In Breughel’s Icarus, for instance: how everything turns away
Quite leisurely from the disaster; the ploughman may
Have heard the splash, the forsaken cry,
But for him it was not an important failure; the sun shone
As it had to on the white legs disappearing into the green
Water, and the expensive delicate ship that must have seen
Something amazing, a boy falling out of the sky,
Had somewhere to get to and sailed calmly on.