Михаил Бурляш - Комната свиданий. Сборник рассказов

…Суд состоялся только через десять месяцев. Дело было сложное, запутанное, с большим количеством подсудимых, следствие виляло и разматывалось, как укатившийся не пойми куда клубок ниток. Поэтому никто не удивился, когда дело отправили на доследование.

Подсудимые – а всего их было восемнадцать – потихоньку привыкали к новым условиям жизни, обрастали знаниями о тюремной жизни, адаптировались. За десять месяцев следствия и месяц суда из пятнадцати женатых холостыми стали двенадцать. Трое счастливчиков, которых не бросили жёны, отчаянно цеплялись за любую возможность снизить свою роль в рассматриваемом деле, все остальные практически опустили руки.

Все, кроме Александра. Саньки, Сашки, Шурика, Сан Саныча, или просто Алекса – как звала его братва. Его жена продержалась дольше всех – десять месяцев – носила передачи, встречалась с адвокатом, поддерживала мать, писала ободряющие письма.

Когда же после первого суда стало ясно, что Алексу, судя по всему, светит пожизненное, прекрасная Елена всплакнула, поистерила неделю-другую и, не сказав последнего «прости», тихонечко подала на развод.

Если Алекс и переживал, то этого не увидел никто. Железобетонный генератор идей, а по выводам следствия ещё и организатор банды, вёл себя, как и раньше: с сонным спокойствием и напускным безразличием. Умеренно сотрудничал со следствием, давал показания, почти не глядя подписывал протоколы допросов. По утрам делал зарядку, днем размышлял о чем-то, по вечерам веселил сокамерников шутками-прибаутками. И так изо дня в день.

Всё изменилось, когда вместо старого адвоката, нанятого бывшей уже женой, к нему пришла женщина-юрист, назначенная судом. Звали её Татьяна Александровна, и была она невысокая спортивная дама лет 30-ти, с короткой мальчишеской стрижкой и пронзительными синими глазами. Их первая встреча настолько врезалась в память Алексу, что о ней стоит упомянуть отдельно.

– Давайте знакомиться, – сказала симпатичная адвокатша и протянула Алексу руку.

Этот простой жест, естественный для мужчины, почему-то ошеломил Алекса, и он на секунду замешкался, прежде чем подать руку в ответ. Её пожатие было не по-женски сильным и уверенным. Он с внезапным стыдом подумал, что уже два дня не брился.

– Меня назначили для Вашей защиты, и я собираюсь Вас защищать, – она выделила интонацией последнее слово. – С материалами дела я почти ознакомилась, но у меня остались кое-какие вопросы лично к Вам.

Сев на стул напротив Алекса, Татьяна Александровна наклонилась над своим необъятным журналом-еженедельником и перешла к делу. На ней был шерстяной брючный костюм серого цвета со строгим пиджаком, но когда она наклонялась, в вырезе розовой блузки, надетой под пиджак, угадывалась уютная ложбинка груди.

Он смотрел на неё и чувствовал, как в душе разливается спокойствие. Как будто в сердце мерно и умиротворяющее затикали домашние ходики. И это была не просто близость симпатичной женщины, которая как-то раззадоривала и одновременно размягчала после долгих месяцев переживаний и отсутствия женского общества. От неё исходила какая-то неуловимая волна спокойной уверенности и симпатии. «Как будто сердце дома», – подумал Алекс и попытался сосредоточиться на том, что говорила Татьяна.

Прощаясь, она снова протянула ему ладонь для рукопожатия и спросила, не принести ли чего на следующую встречу: сигарет, например, или шоколадку. Он с удивлением подумал, что она – первая женщина, которой он пожимает руку, вот так просто, почти по-приятельски, и вдруг ему захотелось удержать эту руку в своей как можно дольше. На какое-то мгновение он даже забыл, где находится…

С этого дня жизнь Алекса неуловимо изменилась.

Во-первых, он всегда теперь был гладко выбрит. Во-вторых, круговорот мрачных мыслей в его голове как-то поутих, уступив место робким размышлениям о том, что может у него ещё есть хоть какой-то шанс на нормальное человеческое будущее. Ну и в-третьих, симпатичная адвокатша с мужским рукопожатием как-то медленно, но верно заняла в его мыслях центровое место.

Не сразу, совсем не сразу он понял, в чем дело. А когда понял, испугался. Пожалуй, даже сильнее, чем когда его скрутили в офисе омоновцы и стало ясно, что преступная пирамида накрылась, а вместе с ней и свобода, и наполеоновские планы.

Он влюбился. Эта простая мысль не укладывалась в голове. Ей было там реально тесно. Влюбился! Да, обычное явление, миллионы людей ежедневно влюбляются в этом подлунном мире. Но только не в тюрьме, не на пороге пожизненного заключения и не в адвоката, которого государство, намеревающееся засадить тебя на полную катушку, прислало тебя же и защищать…

Несмотря на всю шокирующую безнадежность сделанного им открытия, Алекс заметно повеселел. Он всё больше шутил, вслух подбадривал сокамерников шутками-прибаутками, а про себя придумывал разные комплименты для Татьяны, некоторые из которых он даже несмело озвучивал на их встречах, почти ежедневных. Встречи становились всё теплее, а приветственно-прощальные рукопожатия всё дольше. И вот, спустя три месяца после первого знакомства, Алекс – ещё не веря в такую невероятную возможность – вдруг понял, что его чувства взаимны. А произошло это так.

Стояла глубокая осень. Единственной возможностью подышать воздухом были ежедневые получасовые прогулки по тесному дворику СИЗО. После встречи с Татьяной Алекс стал выходить во дворик ежедневно. На прогулках он отжимался, прыгал, приседал – хотелось вернуть былую физическую форму. И, видимо, вспотев на одной из таких вылазок, подхватил простуду, да такую, что уже через три дня загремел в тюремный лазарет с воспалением лёгких. Встречи с адвокатом временно приостановились. Когда наконец-то его вернули в обычную камеру, ОНА пришла на следующий же день.

Этот день и стал началом их любви. Теперь уже взаимной.

Она была взволнована, а её приветственное рукопожатие показалось ему дольше и сильнее обычного. Прежде чем приступить к работе с делом, она расспросила его о самочувствии, задав целую кучу не относящихся к делу вопросов. На его робкое "Я думал, Вы придете в санчасть…" она ответила, что несколько раз пыталась прийти, но администрация отказывала ей под надуманными предлогами. Тюремный лазарет не то место, куда любят пускать посторонних…

Слова были обычными, нейтральными, но она смотрела на него с такой нежной радостью, что у него вдруг ёкнуло сердце. "Она тоже любит меня, любит!" – пронеслась в голове неслыханно наглая, обжигающая мысль.

Через окно-зеркало на них смотрело несколько пар чужих равнодушных глаз. Разговоры не должны были прослушивать, но стопроцентной гарантии не было.