Татьяна Чанчибаева - Я просто женщина земная

Я просто женщина земная.

Я дочь, я мать и я жена.

И эта истина простая

Как воздух для меня важна.

Я, как и все, бываю разной

(На свете идеальных нет)

И нахожу, порой не сразу,

На жизненный вопрос ответ.

Я знаю: солнце светит людям,

Нам, одинаково для всех.

И, коль недобрым словом судим,

Господь увидит этот грех.

Каким бы ни был в жизни опыт,

Я за него благодарю.

Сотру с души чужую копоть

И снова светлый день творю.

Если женщина в счастье одета,

И улыбкой украшен наряд,

Значит сердце мужчиной согрето,

И не требует он наград.

Значит, прошлое он понимает,

Принимает её как есть,

Значит, будущему доверяет,

И такому мужчине – честь!

Если женщина в счастье одета

И украшен мечтой наряд,

Значит сердце мужчиной согрето,

Значит он – настоящий клад!

Когда Бог Женщину творил,

Взял свежесть утренней зари,

Тепло от солнечного света,

Всю лёгкость летнего рассвета,

Строптивость горного ручья,

Прозрачность капельки дождя,

Загадочность звезды далёкой

И чувственность реки глубокой,

Всё буйство красок от природы,

Непредсказуемость погоды,

Терпения добавил, страсти…

И создал Женщину… На счастье!

Не торопите женщину у зеркала!

Пред ним она и час пусть простоит.

Она пред ним ни крутится, ни вертится,

Она же настроение творит!

Ведь от того, как женщина понравится

Сама себе у зеркала сейчас,

Зависит настроенье ежедневное

И у неё, поверьте, и у вас.

Не торопите женщину у зеркала!

Пред ним она и час пусть простоит.

Она пред ним ни крутится, ни вертится,

Она же настроение творит!

Не испортить красоту годами,

Даже если спорят зеркала.

Оноре Бальзаковская дама

Прелесть в мир особую несла.

Даже если паспорт не согласен

С вашим состоянием души,

Возраст не диагноз, не опасен,

И страницы жизни хороши.

Помните, Коко Шанель сказала,

Что глупа та женщина вполне,

Если к сорока годам не стала

Краше, привлекательней вдвойне.

Пусть не станем мы уже моложе,

С выдержкой приятней вкус вина,

И минута каждая дороже,

И к лицу с годами седина.

На паперти пристроилась бомжиха.

С остатками от прелести былой

И со следами тягостного лиха,

Но не слилась с невзрачною толпой.

Её бомжи прозвали здесь «Графиня» -

Спина прямая, отрешённый взгляд,

И о себе ни с кем не говорила,

И не пила со всеми суррогат.

Она была особенной какой-то –

За подаяньем не тянула рук,

Монетки прихожан брала достойно,

Благодарила взглядом, полным мук.

Кончался день, доход свой небогатый

Она сдавала местной рекетне

И шла к себе, в бомжатник тесноватый,

Чтобы вернуться в прошлое во сне.

И там уже, на дне своей печали,

В сиротском, хрупком, тихом забытьи

Заснеженная память возвращала

Сгоревшие счастливейшие дни.

Тогда был муж и сыновья-близняшки.

Их дом стоял на берегу реки.

Всё лето приносили ей ромашки

Любимые и дружные сынки.

Но время шло, сынишки подрастали,

И как-то незаметно день настал,

Когда их вместе в армию забрали

В воюющий тогда Афганистан.

Не описать родительского горя

И не представить в самом страшном сне,

Когда один погиб на поле боя,

Второй попал в неравной схватке в плен.

Для выкупа продали всё, что было,

Но в дом беда приходит не одна –

Отца болезнь смертельная свалила,

Когда узнал, что сын казнён вчера…

После инфаркта, на больничной койке,

Едва дышала женщина от слёз.

Не помогали капельниц иголки -

Давленья столбик только выше рос.

Через полгода вышла из больницы.

Куда идти? Ни дома, ни родни.

И где несчастной можно приютиться

С такой душевной раною в груди?

Она сидела в парке на скамейке,

Невыносимо память сердце жгла.

Вдруг рядышком присел сынок Андрейка,

Совсем ещё мальчишка, как тогда…

Но почему-то он сказал ей: «Тётя,

Наверное, Вам негде ночевать?

Я знаю место, покажу, пойдёмте.

Там, в уголке Вы сможете поспать».

«Я умерла, и ты, Андрей, мне снишься?

Но так реально, будто наяву,

И так похож на моего сынишку,

Вот только эта родинка на лбу…»

«А как же Вы моё узнали имя?

Ещё я не успел его сказать.»

«На сердце столько лет его носила», -

Ответила, слезу стирая, мать.

Пришли в подвал, а там народу много.

Кто водку пьёт, кто спит давно уже.

«Кого ты нам привёл?» – спросили строго

Из кучки разгулявшихся бомжей.

«Да вот, привёл из парка эту тётю,

Ей тоже было негде ночевать».

«На паперть завтра вместе с ней пойдёте,

Чтобы харчи с ночлежкой оправдать!»

«В обиду Вас не дам!»– шепнул Андрейка,

Когда они устроились в углу,

Укрылись чьей-то старой телогрейкой,

Оставленной на каменном полу.

Озябли окна старого подвала,

И эта ночь взята была в кредит,

Но две судьбы сиротских боль сближала

От ссадин, от потерь и от обид.

Тянулись дни, свисали с крыши ночи.

Слоями память жгла до немоты…

«Спасибо, что нашёл меня, сыночек!

Я счастлива, что есть на свете ты!

Теперь у жизни новое начало.

Вот постоим на паперти чуток,

Вернём, что за ночлежку задолжала,

Уедем с чистой совестью, сынок!»

Моя семья – моя святыня!

Она мне перешла в наследство.

Моя незыблемая сила,

Теплом пронизанная с детства.

В ней доброты на всех хватало,

Любви, терпения, заботы.

И я с младенчества впитала

Традиций праведные ноты.

Тобой, семья, гордиться смею,

На весь подаренный мне век,

За то, что выстлала аллею

К ступени высшей – Человек!

Бабочкою сяду на твою ладонь,

Ты меня легонько, очень нежно тронь.

Если не обидишь, буду жить с тобою,

Душу отогрею искренней любовью.

Я тебе доверю, только не гордись,

Всё, во что я верю, и мечту, и жизнь.

И вновь в саду танцует осень,

Поёт о чём-то о своём.

Давай с тобой её попросим,

Чтоб к нам не заходила в дом.

С листвой опавшей хороводы

Она пусть водит у окна,

А в доме нашем год за годом

Живёт и царствует весна!

Ты с израненной душою

Постучался в дверь мою.

Что ж, и я тебе открою

Душу рваную свою.

Понимаешь, так бывает:

Любим мы – не любят нас.

И надежды тихо тают,

Может быть, в последний раз.

Но не стоит огорчаться,

Надо верить вновь и вновь: