Елена Рылова - Господня Вечеря. Ранние стихи

Их подлое дело – нас ввергнуть в уныние.
Их подлое дело – сомнений посев
Забросить нам в душу во зле и гордыне,
Чтоб разум затмили печали и гнев.

Их подлое дело – лишить нас терпенья,
Посеять раздоры и ложь среди нас.
И масла подлить и усилить кипение,
Кипение гнева в груди в трудный час.

Их почерк знаком нам. Пора бы привыкнуть.
Пора научиться – дух зла распознать,
Когда собираемся духом поникнуть,
И Господа Бога молитвой призвать.

Их сдует, как ветром, от чистой молитвы.
Она обжигает священным огнем.
И Дух просияет, и взор после битвы!
И Господа милость, и радость вернем!

Враг завел её ночью в темницу,
Чтоб тюремному стражу отдать,
Чтобы в ней горемыке томиться,
Чтобы света вовек не видать.

Он завел душу ночью в темницу,
Крепко запер её на засов,
Но вспорхнула на волю синицей,
И растаяли стены, как сон.

Он тюремную стражу приставил,
Чтоб не смела душа убежать.
Но она, сколько враг ни лукавил,
Не сумела души удержать.

Оттого мы сильны и свободны,
Оправдание дал нам Господь!
Все попытки неволить бесплодны,
Все сумеет душа побороть.

И распахнуты двери в темницах,
И сияют свобода и свет.
О, душа, как Тебе не молиться?
Невозможного в Господе нет!

Вот опять поэзия не в моде.
Модным быть поэту не пристало.
Только кто придумал в этом роде
Моду, чтоб бездушие рождала?

Бессердечность – ныне стала модной,
Но без Духа не родится песня,
Можно быть и сытой, и голодной,
Но душа без Духа не воскреснет!

Золотое зеркало затона,
Белый лебедь с грациозной шеей,
Небеса лазоревого тона
Делают его еще нежнее!

Гордый лебедь в зеркале затона,
Как царевич грациозно-нежный.
И сияет солнце золотое,
И сверкает лебедь белоснежный!

Так дивна эта ночь!
Свежо так и прохладно.
И грусть уходит прочь,
И на душе отрадно.

Живительный бальзам
Разлит во вздохе каждом,
И тяга к небесам —
Божественного жажда!

О, жажду в эту ночь
И разумом, и телом
Зов плоти превозмочь,
Чтобы душа летела.

Летела, словно мысль,
Светло и окрыленно
В лазоревую высь.
О, трепет умиленный,

И счастье, и восторг,
И слезы благодати,
Когда твой дух расторг
Телесные объятья.

Вот пожухлый опал листок,
Словно волос с твоей головы,
Не грусти, его кончился срок,
Краток срок облетевшей листвы.

И, сменяясь, листок за листком,
Волос – волосом на голове,
Разноцветным, узорным ковром
Разметалась, глянь, осень в траве.

Как пожухлый опал листок,
Опадет с души тлен и муть,
А душа – этот вечный сок —
Волновать будет чью-то грудь.

Пусть сменяется наша плоть,
Изменяясь, как в мотыльке,
А душа – этот вечный плот
Будет плыть по живой реке.

А душа – этот Божий дар
Устремляется вдаль и ввысь.
Сам Творец её людям дал,
Чтоб она вдохновляла мысль.

О, душа, – этот вечный путь
Через холод и тьму – сияние —
Волновать будет чью-то грудь,
Согревая на расстоянии.

Видишь листьев златой пожар?
Видишь в небе заката зарево?
Полыхает в полнеба стожар,
Тлен сжигает в прохладном мареве.

Так о чем нам, друзья, тужить?
Для души это тело – листья.
Оттого коротка наша жизнь,
Что не знаем мы высших истин.

Есть иная за этой жизнь.
Устремитесь душой, как пламя,
Поднимитесь незримо ввысь
И поверьте – Христос над нами!

Поднимитесь незримо ввысь,
Окрыленные веры мыслью.
Иисус – это наша жизнь,
И манит она вечной высью.

В суматошном и сутолочном веке,
Вдруг, утратив души чистоту,
Подними отягченные веки,
Всей душой посмотри в высоту.

Высота безграничного неба —
Это Господа Бога престол.
Что б ни делал и где бы ты ни был,
Как былинка, склонившись на дол,

Помолись, преклонивший колени,
Прославляя всем сердцем Творца.
Понял ли, без Его повелений
Жизнь не стоит пустого яйца?!

В суматошном и сутолочном веке
Бог – опора твоя до конца.
Знай, прикрывший усталые веки,
В Нем покой обретают сердца!

Средь высоких душистых дубрав,
Среди маков пунцовых и алых,
Среди шелеста шелковых трав
Деревенька из детства вставала.

Соловьиною трелью в ночи
Мне сирень у плетня ворковала,
И на пашне бродили грачи,
И кукушка в лесах куковала.

За околицей вешней ручьи
Бормотали, бежали, журчали.
И весеннего солнца лучи —
Выражение светлой печали.

Помню иву из раннего детства
Над струящей прохладу рекою.
Она тронула детское сердце
Излучением светлым покоя,

И сиянием кротким печали,
И сияньем любви и тоски.
Бесконечно прекрасные шали
На плечах, на изгибе руки.

Что быть может скромнее и проще
Её вниз обращенных ресниц?!
Словно косы во влаге полощет,
Словно в зеркало смотрится вниз.

Эта ива над чистою гладью,
Над струящей прохладу рекой,
Словно девушка в ситцевом платье,
Вдруг, присела, устав, на покой.

Мелкой рябью блестит река.
Отражаются в ней облака.
Ветер веет и реку знобит,
И одежду на мне теребит,

Сушит мокрые пряди волос
И волнует заоблачный плес,
И доносится от берегов
Тихий шелест незримых шагов.

Яркой рябью горит река.
Над рекою плывет закат.
И не речка – ползет змея,
И сверкает на ней чешуя.

Проползает, скользя, у ног,
О прибрежный шурша песок.
И стою, и молчу у реки.
И так мысли мои далеки…

Мой Господь, мой Творец!
Ты являлся для нищих слугой.
Ты покинул небесный дворец,
Снизошел милосердный, благой.

Чтоб лечить и учить,
Чтоб явить чудеса во Христе,
Чтоб распятому быть
На позорном кресте!

Как пытали и видел Отец,
Пригвоздив Твое тело к кресту!
И надели терновый венец,
Обагривший чела красоту!