Яков Есепкин - Вакханки в серебре. Готические стихотворения

Где ты, Рудольфи, мы с Дантом бредем не луговьем,
Третиим Фауст взялся бередить эти струны
Всемировые, а плакать над жалким сословьем
Наших временников станут пустые матруны.

Что Эривань виноградная, что лигурийской
Щедрой земли холодок на вечерней прогулке,
Нимфы пьянеют сегодня от крови арийской,
Завтра им южной Зефиры дадут в переулке.

Нимфы пускай нежат винами-кровью гортани,
Дуют в окарины, пьют молодые нектары,
Видишь, Летиция, встретились мы, Эривани
Града надежнее нет для брачующей пары.

Узких следов милых грешниц во бродниках райских
Туне искать, все хмельные сейчас, данаиды
К нам по цитрариям быстро влекутся, данайских
Сим угощений хватило в шатрах Артемиды.

Нам совенчать божедревок и циний зеленых,
Темных эльфиров и трепетных милых нимфеток,
Кармного мрамора мало у вечности, оных
Только успенные могут найти меж виньеток.

Черных виньет, возгорящихся мелом траурным,
Кои таят в гефсиманских сандалах гиады
С грифами вечности, мы ж побережьем лазурным
Вечно и будем свои совершать променады.

Пред гончими псами и махом подпалых волков
Беспомощны мы, посему от погони их грозной
Не скроемся, лучше окрасим на веки веков
Вселенские камни отравленной кровью венозной.

По ней лишь неравных найдут и в созвездных лучах,
Лядащим огнем заклеймив сих презренные спины,
Вопьются в уста с алчным блеском в голодных очах
И в черных глазницах высотные вспыхнут руины.

И чем нам считаться, величия хватит одним
Истерзанным столпникам, хватит иным чечевицы,
Алкали мы вечности, ныне и жить временим,
Врата соглядаем у царства подземной девицы.

Успенные здесь петушки золотые поют,
На мертвых царей не жалеют портнихи шагрени,
Таких белошвеек не видеть живым, ан снуют
Меж стулиев ломаных сузские девичьи тени.

Отравленных игл и кармяных антоновок цветь
Отравную вновь, и гранатовых багрий избытность
Кроты и полевки учтут, а царевнам говеть
Сегодня предолжно, зане уповали на скрытность.

Нельзя перейти меловую черту и нельзя
Таиться одно, паки будут обманами живы
Дочурки невинные, их родовая стезя
Легко оборвется, где Вия настигнут Годивы.

Гудят и гудят весело приглашенных толпы,
Зеленые иглы в шелках веретенники прячут,
Мы сами сюда и влеклись, аще были слепы
Девицы, пускай хоть сейчас о родителях всплачут.

Не царские тризны, не царский почетный досуг
Нам смерть уготовила, даже сокровных дочурок
Забрали те челяди, коих в пылающий круг
Впустили волхвы из кадящихся мглой синекурок.

И вот я стою в одеянии смерти рябой,
Блаженный со мною, ну что, хороши ль нынче гости,
Кто рядом – откликнись, ах, тяжек метельный гобой,
Сиренью мелось, а теперь во снегу ягомости.

Ах, туне рыдать, Богоматерь в снегах золотит
Отравленным взором тлеющие лядно скрижали,
Ей Цветик-Сынок хлебояствий кошель освятит,
А мы бойных муз и напрасно величьем сражали.

Заманит, я знаю, еще ботанический сад
Маньчжурскою тенью, сирень в листовой позолоте
Склонив тяжело, всех других навсегда в огнепад,
А мы с небесами пребудем в холодном расчете.

Когда оглянувшись, вмиг станем камнями, Сизиф,
Чтоб вымостить кровью дорогу к чужим процветаньям,
В татарскую ветошь последний зарезанный скиф
Уткнется – засим привыкать уж к посмертным скитаньям.

Мы долго Божий храм не посещали,
И черное веселье навсегда
Разбилось о гранит Его печали,
А днесь горит полынная звезда.

Горит она сиянней и мертвее
Внехрамовых огоней ледяных,
Заплачем ли еще о Галилее —
Не будет дале знаков именных.

Тогда лишь сбросим вервие позора,
И, кровию гася высокий свод,
Под знаменьем священного затвора
Войдем уже в космический приход.

Какие здесь видения и тени
Сумрачные, для странников благих
Обычными назвать нельзя их, сени,
Притворы ль полны утварей других,

Нам ведомых едва ль, смотри, киоты
В патиновых углах стоят рядком
И серебром горят, какие готты
Их сбросили со стен, кому знаком

Любой из ликов, гребневых окладов
Двоящий линованье, все они
Другие, аромат басмовых садов
Точится от оконниц, протяни

К пылающим стеколиям десницу,
К высоким этим призрачным крестам
Порфировым, лиется в оконницу
Курящийся морок, а здесь иль там

По мраморному кровливу стенному
Урочествуют призраки опять,
Возносятся ко своду выписному
И тщатся в хорах ангелы пеять,

Оне, пожалуй, равенствуют нашим
Знакомым церквеимным образкам,
Образницы иные, хоры зряшим
Являются тотчас же, потолкам,

Стыкующим на темной верхотуре
Смарагдовую крошку полых стен,
Держать вверху их сложно, по текстуре
Тождественны обрамницы картен,

Пылающих витыми огонями,
Асбесту, либо мрамору, оклад
К окладу тяжелы, а за тенями
Совитыми, откуда этот чад,

Кадящийся течет смуродный ладан,
Мгновенно обращающийся в хмель,
Когда вдохнешь его, легко угадан
Бысть может он, ароматы земель

Каких-нибудь кривских иль себастийских
Еще близки нам, эти ли в желти
Призрачные теперь сады альфийских
Мерцаний зрели прежде мы, прости,

Летиция, сейчас письма сумбурность,
Певец велик бывает на земли,
А в небе жалок он, высок ли, чурность,
Знакомая опять, вдвигать угли

Под бойные ребрины серафимам
Иродливо мешает, потому
Реку я нынче дивно, всяким схимам
Границы есть, лазурному письму

Границу сам нецарственную ставлю,
Пускай сейчас веселятся псари,
Иные своры низкие, забавлю
Уроченно колодников, цари,

Помазанные Господом, семейства
Державшие престолы, ход такой
Поймут в хорошем смысле, фарисейства
Плоды вкушали цари, под рукой

Еще теперь у каждого мессии,
Всенищего царя щедро горят
Данайские обертки, о России
Молчать лишь стоит, правду говорят,

О мертвых ничего, но хорошо мы
Горели здесь всегда, свечей в аду
За всех не переставить, ан хоромы
Те ниже, их узнаю череду

Легко опять, а это описанье
Имеет, благо, тайную печать
И умысел, образниц нависанье
Мне странным показалось, а молчать