Зинаида Полякова - Притчи в стихах. Книга 1

Пора уже начать аукцион.
И выставляйте, побыстрей, шедевры.
– Кто, может, двадцать даст? Зал был взбешен.
Ведущий, как назло, трепал им нервы.
Картина продана. Преграды нет.
Ведущий встал и сделал обьявленье:
– Разыгрывался лишь один портрет.
На все другое есть распоряженье:

Кто купит «Сына», все приобретет:
имение и ценные картины.
Пусть сын по-прежнему в любви живет.
Там, где привык. Пусть будет дом у сына.
Вот таково решение отца.
Казалось, в зале засветило солнце.
Ни одного недоброго лица.
Лишь радость, что аукцион закончен.

Старик тихонько умирал
и на душе была тревога —
он в жизни много повидал,
но так и не увидел Бога.
И, чтоб не разминуться с Ним,
он стал, ни мало и ни много,
почти все время проводить
в качалке – кресле у порога.

Дни пролетали. Медлил Бог.
Старик грустил. Но, как – то утром,
вкатился мячик на порог.
И шестилетняя малютка
во двор вбежала за мячом.
Подняв его, она спросила:
– На что Вы смотрите? О чём
грустите так невыносимо?

Моя мне мама говорит,
что мыслями делиться надо.
Делитесь, господин Старик,
а я побуду с Вами рядом.
Я, может быть, не всё пойму,
но слушать хорошо умею.
Ведь это трудно – одному.
И обняла его за шею.

– Ну, хорошо, скажу тебе.
Я ожидаю Знак от Бога.
Чтоб убедиться, что Он есть.
Ведь жить осталось мне немного.
– О, эти Знаки есть везде.
И мама часто повторяет:
Смотри вокруг – тот, кто в беде,
есть Знак. Он помощь ожидает.

Скажите, Господин Старик.
Вам часто люди помогали?
А Вы, на их спешили крик?
Все Знаками у Бога стали.
И мама говорит еще,
что если хочешь видеть Бога,
глаза свои не закрывай,
а оглядись вокруг немного.

Он есть во всех простых вещах.
В ручье, в траве, в слезах, в улыбке.
Поэтому забудь свой страх.
И научись… играть на скрипке.
И дни последние свои
в любви и радости живи.
Она ушла. Он улыбался —
Ребенок Знаком оказался.

Не чувствует беду малыш,
вприпрыжку следуя за мамой.
Соседи шепчутся: – Глупыш…
И головой качают странно.
– Куда мы, мам? – его вопрос
так и остался без ответа.
В детдоме паренёк возрос,
не зная ласки и привета.

Он к маме пьющей приходил
в безрадостные воскресенья.
Жалел её, стирал и мыл.
Любил и проявлял терпенье.
– Глупец, судачили вокруг,
ни капли гордости в нем нету.
А он, уставший от разлук,
о ней молился до рассвета.

Летело время. Институт
закончил мальчик из детдома.
Неблагодарный выбрал труд
по мнению его знакомых:
– Глупец, пошел в учителя, —
соседи брызгали слюною.
себя унизил до нуля —
возиться будет со шпаною.

Он для детишек был, как бог.
Такой наставник им не снился.
А у соседей снова шок —
учитель-то вчера женился!
– Глупец, немыслимый глупец.
Красавец, в жены взял калеку.
Но что для любящих сердец
змеиное шипенье это?

Не пожалели злобных слов
при виде двух приемных деток:
– Глупец, весь детский дом готов
усыновить. Своих ведь нету.
Шло время. Выросла семья —
невестка, дети, зять, шесть внуков.
Все очень близкие друзья,
любовь в семье всему порукой.

Весною ранней на реке,
подтаяв, льдина оторвалась.
Беспомощно на ней в тоске
собака бедная металась.

Не размышляя, спас её,
запрыгнув в ледяную воду.
И повод дал сказать – «глупец»
неравнодушному народу.
Шептались на похоронах:
– Жил, как глупец, ушёл нелепо.
А он уже на Небесах
у Райских Врат даёт ответы:

– Как твоё имя?. – Я забыл.
Глупцом меня соседи звали.
Всю жизнь свою им был не мил —
не так всё делал я, как ждали.
– Ну что же, проходи скорей,
закончились твои скитанья.
И знай, для Глупости твоей —
Любовь у Господа названье.

Последний вызов был на пять часов
Таксист, подъехав к дому, дал сигнал.
Никто не вышел на протяжный зов.
Он подошел к калитке, постучал.
– Минуточку, испортился замок, —
Раздался хрупкий, женский голосок.
Открылась дверь и на ее порог
Впорхнул изящный белый Мотылек.

Лет девяносто было Мотыльку.
Из ситца платье, шляпа и вуаль.
На шляпе и на платье по цветку.
В глазах застыла светлая печаль.
Квартира ее выглядела так,
Как будто в ней никто не жил давно-
Вся мебель в покрывалах и чехлах,
Пустые стены, мутное окно.

– Вы не могли б снести мой чемодан, —
Я, к сожаленью, не имею сил.
– Конечно, я все сделаю, мадам, —
Он бережно ей руку предложил.
Легко довел и посадил в авто,
Взял чемоданчик и захлопнул дверь.
Уселся рядом и спросил: – Ну, что,
Куда мы отправляемся теперь?

– Вот адрес на бумажке. И мадам
С волнением спросила, можно ли
Проехаться по дорогим местам,
В которых жизни дни ее прошли.
– Я не спешу, ведь это – грустный путь,
Мне в хоспис… Видно, подошел мой срок…
Таксист боялся на неё взглянуть —
Рождался в горле жалости комок.

– Моя семья уехала давно,
Врач говорит, что времени в обрез.
Начнем отсюда – за углом кино,
Где мужа мне Господь послал с небес.
Они гуляли больше двух часов
И он увидел улицы, дома,
Где жили ее детство и любовь,
Не знавшие, что впереди – зима.

Уже стемнело, фонари зажглись
Она сказала: – Всё. Спасибо Вам.
Поехали по адресу. Таксист
В ответ: – Как скажете, мадам.

И вот уже у хосписа она.
Коляска, санитар, вокруг покой.
Вопрос таксисту: – Сколько я должна?
– Нисколько, – покачал он головой.
И, наклонившись, обнял вдруг её.
Она шепнула: – Ты мне счастье дал, —
Спасибо за терпение твое.
А он в ответ её поцеловал.

Назад дорога в полной тишине.
В глазах прощальный взгляд её стоял
– Как хорошо, что вызов дали мне,
Что я не разозлился, подождал.
Еще он чувствовал, что этот день —
Особенный и душу изменил.
Его покрыла благодати сень
И он страницу новую открыл.

От голода кружилась голова.
Уже недалеко и до беды…
Босой мальчишка, двигаясь едва,
в дверь постучал и попросил воды.
Хозяйка, состраданье ощутив,
вернулась со стаканом молока.
И мальчик, от участия ожив,
поверил – есть на свете доброта.

Минуло тридцать лет. Он стал врачом
и вспоминал её добро не раз.
И вот однажды, на обходе днём,
увидел взгляд запомнившихся глаз.
Внутри всё замерло. Ужель, она?
Болезнь не пощадила красоту…
Ей операция была нужна —
настал момент воздать за доброту.