Владимир Чистополов - Рататуй из разных слов

* * *

Мы не играли в детстве в фантики,

Зато играли часто в ножички.

Брели сопливые романтики

По жизни скользкою дороженькой.

Одолевали смело трудности

По дворовым понятным правилам,

И от избытка ранней мудрости

Все матерились очень правильно.

Кидали карты до полуночи,

Мечтали стать при жизни Крезами,

И волновались души вьюношей

Неполноценными угрозами.

Мы в школе не были отмечены

Весьма хорошими манерами,

Хотя шпаною были вечером,

А днем обычно – пионерами.

Нам улыбалась наша Родина

С плакатов праздничных по-брежневски,

И лето спелою смородиной

Лечило наши души грешные.

И были наши мамы молоды,

И были наши папы сильными,

И солнце крыши крыло золотом

Под небесами ярко-синими.

Нас часто мучили моралями

И призывали стать послушными…

Сосредоточенно молчали мы,

И замки рушились воздушные.

Пропев на бис блатные песенки,

Порой совсем еще зелеными,

Поникнув, шли мои ровесники

В места не очень отдаленные.

Но звон гитар незатухающий

Был антуражем мрачным вечером

Для мужиков, в "козла" играющих,

Когда им выпить было нечего.

И подрастали братья младшие,

И уезжали братья старшие,

Лежали в лужах звезды падшие,

А жизнь расцвечивалась маршами.

Мои забытые ровесники,

Неисправимые, простецкие…

Гитары, вермут, карты, песенки,

Статьи УК – совсем не детские.

Судьба судьбой играет весело,

Как ламаист своими Буддами.

Наслушавшись про Вольфа Мессинга,

Мешали прожитое с будущим.

Носили вычурные галстуки,

Сияли радостными рожами

И, словно буквы старой азбуки,

Остались в памяти похожими.

Кого-то узкая дороженька

В широты северные вывела,

И не помог им добрый боженька,

Он там бывать не любит, видимо.

В чужой земле нашли пристанище,

Отпев свои блатные песенки,

Простые граждане-товарищи,

Мои советские ровесники.

Их беды стали нам примерами

Любви к запретному неистовой,

Мы все бывали пионерами,

А кое-кто – рецидивистами.

Кому кайло, кому гармоника,

Мелькают дни, как мысли, пестрые,

От Лабытнангов до Салоников

Земля изнежена погостами.

И вроде не было пожарища,

И мор пока не намечается.

Но мне советские товарищи

Все реже в городе встречаются.

* * *

Я понял то, что знал давно:

Мы все умрем. И это повод

Сводить свою жену в кино,

А дочери купить обнову.

Не просыпаться по ночам,

С утра не ахать и не охать.

И не рубить себя сплеча

За то, что день был прожит плохо.

Не врать затем, чтоб уцелеть,

Не мерить жизнь ценой ливреи,

И телевизор не смотреть,

Поскольку там одни халдеи.

Простить обиды всем живым,

Прощенье попросить у мертвых

И, не боясь людской молвы,

Послать всех надоевших к черту.

Живем. Жуем. Армагеддон

Не наступил, и это значит -

Я был спасен, но не прощен,

И с возрастом переиначен.

Хрустальный омут юных дней,

Куда мы радостно ныряли,

Топил отчаянных парней,

И мы друзей своих теряли.

Был долог миг, а жизнь щедра

На аллегории и встряски.

Мы пили пиво из ведра

Не для общественной огласки.

Никто не мыслил умирать

За вожделенные идеи,

Лилось вино по рубль пять,

И где-то прятались злодеи.

От равнодушия умов

Гнила великая держава,

И разноцветьем бранных слов

Надстройка базис обнажала.

Дряхлел заоблачный ЦК,

Советы не были едины.

На смену бонзам из совка

Пришли другие буржуины.

Довольно хрюкавший Гайдар

Лез в телевизор, как в корыто,

Реализуя божий дар

Устройства нищенского быта.

А главный деятель страны

Грозил на рельсы лечь публично

При повышении цены

На хлеб ржаной али пшеничный.

Не лег, конечно, никуда,

С моста упал, сие – не тайна.

Там не ходили поезда,

Но люди падали случайно.

Хотя, чего там вспоминать.

Иных уж нет… Грустить не стоит…

Кому-то нечего пожрать,

А кто-то баб в шампанском моет.

Из Мухосранска в Куршавель

Без крупных денег не добраться,

Хотя для всех открыта дверь,

Туда, где хочется остаться.

Покуда живы мы еще

И не сыграли в тесный ящик,

Есть шанс – что счастье обрящЁм,

А если правильно – обрЯщем.

Конечно, каждому свое:

Кому абсент, кому сивуха,

А на закуску: шампиньон,

Лангет, ромштекс… свиное ухо.

Хрусти, не сетуя на жизнь,

Для всех жульенов не хватило,

И понапрасну не божись

На проходящие светила.

* * *

Жили люди и до нас,

Горевали, водку пили,

Неумеренно любили,

Умирали в нужный час.

Дни и ночи не считали.

Уходя, гасили свет.

Сашу Черного читали -

Интересный был поэт.

Окрыленные мечтами

Лезли к черту на рожон.

И побитыми котами

Отирались возле жен.

Журавлей считали в небе.

Продавались за рубли.

И икру на белом хлебе

Есть по праздникам могли.

В общем, жили – не тужили.

Проходил за годом год…

Далеко в Гуаякиле

Плавал белый пароход.

Сквозь замерзшее оконце

В пелене ленивых грез:

Голубое море, солнце

И летает альбатрос.

Ветер теплый и соленый.

Где-то близко край земли.

Золоченые погоны

И скрипучие ремни.

Склянки бьют, подносят чарку.

Пьем за Родину и честь.

Если станет очень жарко -

То у нас наганы есть.

А в России зимы люты.

Пахнут снегом облака.

И тягучие минуты,

И минувшие века.

Рождены мы изначально

Для сражений и побед…

Закипает в кухне чайник,

За стеной поет сосед.

Тикают часы в квартире,

И идет за годом год…

Далеко в Гуаякиле

Тонет белый пароход.

Что нам, братцы, день вчерашний.

С неба падает звезда.

Жизнь прожить – совсем не страшно.

И не ново, как всегда.

* * *

Вот и кончился опять год,

И привыкли, что другой век.

Не замедлился Луны ход,

Также падает с небес снег.

От свечи идет живой свет.

Можно выпить, если есть с кем,

Откажусь, махнув стопарь, петь

И соленый огурец съем.

Хорошо, когда вокруг гам,

Изобилует едой стол.

И в присутствии чужих дам

Глупо пыжится мужской пол.

Где-то в Африке опять мор

И в Израиле опять взрыв,

А у нас едой забит стол

И в сортире без конца слив.

Между рюмками, устав петь,

О России завели спор,

Дескать, нонешней стране смерть,

Потому что тут везде вор.

Дескать, злобен в нищете люд,

Значит нужен нам опять царь,

А иначе на Руси пьют,

Ну, а пьяный, он всегда – тварь.

И опять под рататуй влет,

(За Отчизну не грешно пить)

Соколами стопари в рот -

Чтобы было хорошо жить.

А скукоженный юрист-плут

И какой-то журналист-пень

В унисон: мол на Руси пьют

Те, кому вообще пахать лень.