Валентина Иванова (Спирина) - Каракули гениального графомана. Я не пишу стихи. Я ими думаю

Не пускайте в свою душу вирус.
Съест защиту – и не восстановишь.
И душа, похожая на сито,
Будет биться и стонать в агонии.

Не пускайте в жизнь свою прохожих.
Плюнет и уйдет – не обернется.
Что твоё – почувствуешь ты кожей,
Что твоё – к тебе всегда вернется.

Не пускайте в свои мысли ветер,
Берегите тех, кто с вами рядом.
Нужно помнить – главное на свете,
Быть любимым – большего не надо.

Моя мама стихов не читает,
Не тревожат земные дела,
И про праздник сегодня не знает.
Потому что она умерла.

Слишком рано. Мне шесть – ей сорок.
Я вслепую по жизни шла.
Как бездомный ненужный котенок.
Потому что она умерла.

На пути из болезней ямы,
Я держалась за жизнь как могла.
И теперь стала старше мамы,
Потому что она умерла.

Сжалось сердце и не отпускает,
Боль потери со мною росла.
Моя мама стихов не читает,
Потому что она умерла.

У подъезда спорили мужчины,
Рвали глотки так, что стало страшно.
Я спросила: – Что же за причина,
Вдруг поссорившая двух друзей вчерашних?

Первый отвечал: – Прикинь, Валюха,
Он сказал, что хочется уехать,
Что в стране упадок и разруха,
Нет здесь будущего и нет успеха.

Закричал второй: – Но это правда!
Неужели это не заметно?
Где великая страна когда-то?
Где улыбки, теплые приветы?
Оглянитесь на людей и лица,
Серые, с голодными глазами,
Эта злость в глазах мне ночью снится!
Страх такой – не передать словами!

Первый отвечал: – Неправда это!
Мир всё тот-же, но другое время.
Все мы рождены в Стране Советов,
Это наша Родина и бремя.

Оппонент ему кричал: – Опомнись!
Нет страны! Руины – да и только!
Русских нет! Мутация и помесь.
Нет России, оттого и горько.

Первый исподлобья молвил тихо:
– А война, а как же наши деды?
Здесь могилы их, ты слышишь, Миха!
Наши достиженья и победы!

Миха отвечал: – Всё это в прошлом,
Это всё давно уже история,
Жить, конечно, кое-как, но можно.
Выживать, вернее. Но не более.

Посмотри куда Россия катится,
За копейки труд с утра до вечера.
Сколько нищих каждый день на паперти.
Мне в такой России делать нечего.

Друг ему в ответ: – Еще наладится,
Нужно верить – к лучшему изменится.
Но бросать свою страну – предательство.
А надежда в сердце всё-же теплится.

Сколько пережили, сколько вынесли.
Вспомни, сколько крови было пролито.
Не сломались и сумели выстоять.
А теперь ты хочешь бросить под ноги?

Я стояла, слушала и думала,
Каждый прав, но каждый прав по своему.
Льются нам с экранов речи умные,
С ними бы охотно я поспорила.

Только вот… За каменной оградой…
Мать. Отец. Они в Россию верили.
Родина одна. Другой не надо нам.
Родину с душою не разделим мы.

Спор утих. Мужчины у подъезда,
Сигаретный дым глотали молча.
– Миха… Ты… Зайди перед отъездом…
– Остаюсь я. Разговор окончен.

Зачем вымучивать ненужные стихи?
Зачем доказывать, что ты писать умеешь?
Зачем десятки строк плохих,
Когда у сердца их не греешь.

Писать, так только от души,
Когда внутри дрожит и рвется.
Когда себя опустошив,
Ты ищешь взглядом сруб колодца.

Воды напиться ледяной,
Чтоб с новой мыслью, с новой силой,
Тебя неистовой волной,
Поэзия опять накрыла.

Пусть лошадка в санях или без,
Принесет всем побольше Удачи.
Через боль и отчаянья лес,
Пусть лошадка галопом проскачет.

И в станице с названьем Мечта,
Пусть лошадка приют отыщет.
А холодный сарай – Пустота,
Пусть других постояльцев ищет.

И пусть Новый Грядущий Год,
С новым Счастьем и с новой Надеждой,
Кто не любит – Любовь найдет.
Кто был злым, тот вдруг станет нежным.

Кто был слаб – станет чуть сильней.
Кто был трус – пусть он смелым будет.
Так беги же лошадка скорей,
К ожидающим Чуда людям.

Симфония разбитого стекла,
Тяжелый грохот рухнувших конструкций.
Моей стране объявлена война.
Не действуют законы о презумпции.

Нет-нет! Случилось это не вчера.
Второй десяток лет дома взлетают.
Не спят спокойно города и хутора.
И завтра где рванет – никто не знает.

И к слову терроризм синоним – смерть.
Противным страхом заползает в души.
То полоснет по сердцу словно плеть,
И вмиг от крика заложило уши.

Буденновск и Каширское шоссе.
Махачкала и улица Гурьянова.
Беслан – мы вечно будем всех.
Норд-Ост и взрыв в метро – боль окаянная.

Террор кровавый по стране ползет.
Вернее, нет – шагает победителем.
А кто ответит, кто детей вернет?
Убитым горем навсегда родителям.

Боль от потерь не стихнет никогда.
И слов о скорби бесконечно мало.
Россию убивают, господа!
Оружием Российских арсеналов.

Средь января ударили морозы,
Зима пришла – вот это чудеса!
И ледяные злые небеса,
Бросают снега годовые дозы.

А службы коммунальные опять,
К зиме холодной были не готовы,
Дороги сплошь все в ледяных оковах,
Нет техники, и негде её взять.

Морозные узоры в окнах школы,
Прилипла к батареям детвора,
Прибавить отопление пора,
Зато у нас Олимпиада скоро.

Вот так мы и живем – от чуда к чуду.
Надеемся на лучшее всегда,
Но в ржавых трубах ржавая вода,
Ворье у власти были. Есть. И будут.

Снова слезы к горлу подступили,
Снова пред глазами образ твой.
Мама, помнишь, мы с тобой любили,
Чай вдвоем на кухне пить с тобой.

Помнишь, как мне галстук поправляла,
Гладила рубашку и штаны.
И еще, я помню, как ругала,
Если приходили пацаны.

Я же знаю, ты сберечь хотела.
И закрыть собой от всяких бед.
Твоё сердце за меня болело,
Но расстались мы на много лет.

Ты ждала, как только ты умеешь.
Я был в армии – молилась за меня.
И сейчас ты в ожидании стареешь,
А глаза всё тот-же блеск хранят.

Мамочка, о как же я скучаю!
Мыслями, поверь, всегда с тобой.
Вечером. Вдвоем на кухне. Чаю.
Будет нам подарено судьбой.

Будет. Обязательно. Я верю!
Расстояния порвется нить.
Я вернусь. И у знакомой двери,
Буду я звонить, звонить, звонить.