Маргарита Сладкова - Болеро

Новых признаний
летящими взглядами.
Улиц всё новой и новой геометрией.
Талыми сказками.
Белыми строками.
Очарованьем суровых мерностей.
Золота чернью.
Оби пробуждением.
Саженцев упрямым бытованием.
Превращением
города в лестницу и
колеса обзора квантованием.

Я этот город.
Место встречи.
Осиновые колья вех.
Безумства, бегства и паденья.
Деление вины на всех.
Деление ветвей на сучья.
Деление сердец на капли
слёз ли, крови – ни одно не лучше.
Поможет это? Вряд ли.
Периодическое забытьё
усилий воли.
Периферическое мнимое кино
немое… не моё… не мне… не он…
И снова липнет маска-клон.
И снова силы (ниоткуда).
Как будто новый день…
Но осень. Осень. Сень. Синь. Сон.

Занесённый мёрзлым сахарным песком двор,
сам себя разлюбивший от недостатка света…
Отёкшие оконные линзы заняты только
преломлением зеркал души…
И более чем неважно, с чем сочетается
юбка из кожи невнятно-болотного цвета —
планка, в принципе не состоящая из ступеней,
упала. Пиши-не-пиши…
И только тонкий слой застывшего желтка,
с трудом высосанный жадным глазом
щекочет загривок, солнечное сплетение и,
собственно, Даньтянь. Зараза.

Камень. Стекло. Обезличенный блик.
Дуновение сна…
Вдоль. Поперёк. Беспросветный тупик.
Временна'я дыра…
Вдрызг и вразлёт брызжет мысль из дупла
беспощадных ос…
Звон… И слова исключений из «правил» —
безнадёжное «sos»…
Вечный вопрос льётся мутным вином,
обещая дно…
Где же – она?! Или – Он? Или – оно?

Метёт.
Хмельной полёт в неясной перспективе…
Зима развязным хохотом бросает вызов в лицо
горстями талой пыли колкие насмешки.
Но бесконечность мёрзлой прозы проседает…
Война за рубежи сменяется затишьем
на самой глубине разменянного сердца
и ожиданием беспечных чистых звуков
в ответ на учащённое биенье мысли.
Но это всё потом… Сейчас
взгляд жадно тычет времени завесу —
«Ещё!»

Временной коридор.
Бледнокожий террор северян.
Лето жжёт.

Слишком малое время
в этом сквере пространном
лавки сухие.

Рыбаки в замешательстве —
лёд не окрепший.
Зима опоздала!

А весна – это сон
с бесконечной погоней за ней.
Душа в нетерпенье.

Покрылись золотой пыльцой одежды лета.
Богатством цвета возгордясь, взорвались светом!
И в переполненных теплом эмоций душах,
звучат оркестрами сердца в концертах «Лучшее…»
Воззрел, сказал или запел от чуда жизни каждый.
Так мастером, поэтом, мудрецом становятся однажды.

Первый снег удивляет
последнюю зелень морозной опушкой…
Охлаждено погладив «по шерсти»
«пургу» шепчет в ушко,
воркует ванильно-ватно о скорой близости
тепла, солнца света…
Но всем понятно – песенка лета спета.

Тебе уже тепло и запах поздних трав
ты хочешь отпустить на волю, в небо.
И белый пух зимы – земное покрывало
тихонечко сползло на время в небыль…
Откуда этот звук? Никто его не спел,
и явно слух его не обнаружил.
Как будто тишина, но ясно слышу – есть
звучание листвы в движенье голых кружев…
Наверное, капель малиново звенит,
а может, ветерок выводит свой этюд органный.
И вместе всё собой меня к себе манит,
пьянит, как миг любви, как образ долгожданный.

Прощально оплывает серый снег,
народ со смело непокрытыми головами,
весенний ветер, вызывающий солнца свет,
и всё это вперемешку с твоими словами.
Звуки громче, ярче, чётче силуэты…
Зима? Это уже из прошлой жизни.
Дыхание сливается с дыханием планеты
и ловит солнечных зайчиков —
твои будоражащие мысли.

Вышиваю гладью неба отражения,
облачную пену,
птиц и волн скольжение,
бесконечность круга,
глубину высот,
откровенных звуков тихий переплёт,