Мария Бутырская - Избранное. Том 8

Спи на плече. Ночь не стоит твоих тревог.
Пусть за окном каруселит чужая жизнь.
Ночь – это присказка, нового дня пролог.
Утром продолжится сказка, сейчас – ложись.

Долог твой век, будут ночи еще без сна,
Будут подушки глотать соль девичьих слез.
Станут косой твои волосы цвета льна, —
Самый красивый, наверное, цвет волос.

Будут сезоны меняться, мелькать года,
Будут огонь и вода, будет славы медь.
Будет и тот, кто заслужит услышать «да»…
Ну а пока засыпай, не спеши взрослеть.

Хочу разбить стекло меж нами,
Что постоянно гасит звуки!
Давно понять могли бы сами,
Что мы живём с тобой в разлуке.

Тебе кричу! Но ты не слышишь…
И налетаю лбом на стену.
Нет никого, кто был бы ближе —
Любовь к тебе вколол я в вену.

Меня знобит и днём, и ночью…
Я не могу никак согреться.
Быть может нам поставить точку,
Чтоб боль тоски ушла из сердца?..

Себя измучили сверх меры!
Пришла пора с тобой расстаться.
Мы растоптали зёрна веры,
Когда вся страсть ушла из танца.

Я разобью стекло руками!
Осколком острым вскрою вены.
Любовь к тебе солью до капли,
Чтоб никогда не знать измены.

Знаешь, мама, я бросил курить,
Честно-честно, уже больше года,
Нет, о ней не хочу говорить,
А о чем? Ну, давай о погоде!

Знаешь, мама, а скоро зима:
Улетели последние птицы,
Опустели дворы и дома,
Только мне до рассвета не спится.

Знаешь, мама, прости, что молчу,
Просто голос дрожит от волненья,
Нет, о ней говорить не хочу,
Все ушло без надежд и сомнений.

Знаешь, мама, я снова один,
Каждый день допоздна на работе,
От любви не бывает вакцин:
Только холод и мрак подворотен.

Знаешь, мама, мне нужно бежать,
Окунаться в заботы тревожно,
Жди, я скоро, я буду скучать.
Жаль, тебе позвонить невозможно…

Листья больше не жгут. Может это и правильно, только
Запах жжёной листвы с детства осени ранней сродни,
И хрустят под ногами, как летнего солнца осколки
И не могут к светилу назад возвратиться они.

Им весёлый огонь открывал к поднебесью дорогу
И из жухлых комков превращал в ослепительный свет,
И вокруг становилось теплее, пускай ненамного.
Больше нет тех костров, как и детства далёкого нет…

Пять утра. Стук шагов отразился лениво
От ещё не проснувшихся стылых домов.
Потерявшейся тенью бежишь от призыва
И бедлама чужих неоконченных снов.

Избегая чужих недосказанных судеб,
Опасаясь чужой непогасшей любви,
Ты бежишь, словно ветер промозглый остудит
Пепелящий сумбур в закипевшей крови.

Ты летишь, дробной поступью эхо пугая,
Подгоняясь кнутом недосказанных слов,
И вдогонку звучит резкий оклик трамвая,
Вызволяющий город из сонных оков.

А я люблю. Не хвастаюсь, не плачу,
Не презираю, не боготворю.
Мерцает в сердце нежный негорячий
Неяркий свет, подобный янтарю.

Моя любовь тиха и неприметна,
Со стороны, пожалуй, не видна,
Берёзы на ветру качнулась ветка —
И вот в душе́ затеплилась весна.

Да, я люблю. Февральские метели,
Июльский зной, сентябрьский листопад,
Весенних птиц заливистые трели
И дождь, заморосивший невпопад.

Люблю без слов. Широкие просторы,
Ночную радость песен соловья,
И жизни ритм – спокойный и нескорый,
Ведь это чудо – Родина моя.

(По мотивам стихотворения Кенна Несбитта
«Меня послали в магазин», вольный перевод)

Мной вместо хлеба куплен в магазине
Был хомячок, щенок и попугай,
Ещё морская свинка вон, в корзине, —
Зверушки, птичка, – папа, не ругай!

Ещё и крыска милая, – взгляни – ка,
Кот, черепашка, ящерица, – ну?
Базилио, Алиска, Доминика, —
Всем имена им.., – ставишь мне в вину,

Что зоопарк теперь, мол, в нашем доме,
Мол, обезьянка и мангуст, и мышь
Ведь есть уже? – Да, мама в нервной коме.., —
Друзья они мне все, меня услышь!

Теперь – то в доме стало веселее,
Смирились и родители, – уррра!
А то уже жить было на аллее
Хотели.., – ой, друзей кормить пора…

My parents sent me to the store
(by Kenn Nesbitt)

My parents sent me to the store
to buy a loaf of bread.
I came home with a puppy
and a parakeet instead.

I came home with a guinea pig,
a hamster and a cat,
a turtle and a lizard
and a friendly little rat.

I also had a monkey
and a mongoose and a mouse.
Those animals went crazy
when I brought them in the house.

They barked and yelped and hissed
and chased my family out the door.
My parents never let me
do the shopping anymore.

Судьба куда бы ни бросала,
Куда бы жизнь не завела,
России очень не хватало,
Её пшеничного тепла.

Ночами бредил о берёзах,
В полях ромашковых гулял.
Тоски негаданные слёзы,
Я русским ситцем вытирал.

Во сне ловил губами жадно,
Родную стылость родника.
А мать ждала всё у ограды,
Давно пропавшего сынка…

Гром гремел, качались ветки,
Факел молнии сверкал.
В чёрных тучах, сбоку, сверху,
Обнажая свой оскал.

Вскоре ливень громогласный
Зачастил, как из ведра.
Он хлыстом по листьям шастал,
Бил, и ветки задирал.

По дорожкам шваркал пыльным,
Разлетаясь в брызгах луж.
Он орудовал стихийно,
Цвет срывая с яблонь, груш.

Он забрался на скамейку,
Доски отполировал.
До краёв наполнил лейку,
Сад и гряды поливал.

Вдруг затих он, бросив дело.
И, пробравшись меж ветвей,
Солнце вышло, и запело
В свежевымытой листве.

В бесстыдных помыслах душа покается,
Воспоминанья скроются в тоске,
Обрывки прошлого в ногах валяются,
Сбивая с ритма жилку на виске.

Затянется неловкое молчание,
И тишину нарушит хруст фаланг,
Вернулся вновь нежданно и нечаянно,
Потертый и ненужный бумеранг.

Он дерзок был, не верил в обещания,
И смело споры начинал с судьбой.
Прощен. Отпущен. Не найдя признания,
Растает снова в выси голубой.