Евгений Лесин - Кормление уток на берегу реки Сходни (сборник)

Портрет царя не помогает.
Хоть вы за Родину горой,
Вас высшей мерой награждает
Мострибунал за самострой.

На Мавзолее в ус не дуют,
Зато идут в Охотный ряд,
Где ипотечники бунтуют
И дальнобойщики бузят.

Снесут кремлевские палаты,
Как самострой наверняка.
Не улетит он от расплаты,
Орел двуглавый табака.

Кругом великие победы.
Везде и всюду. От и до.
А палачи и людоеды
Возмущены шарли эбдо.

Ехали цыгане – не догонишь.
Пели они песни – не поймешь.
А у нас опять бомбят Воронеж,
Так, что вся Москва идет под нож.

Посносили, гады, в самом деле.
Все прошло, как с яблонь белый дым.
Золотые кудри поседели,
Мы у края пропасти стоим.

Можно даже крыть с трибуны матом,
Улучшая скрепы днем с огнем.
Доллар тихо падает домкратом.
Ты меня не спрашивай о нем.

Никогда не видел я Мадеру.
Лабутены вышли из могил.
Потеряли истинную веру,
А Москву в ответ бомбит игил.

Я спросил сегодня депутата
В рюмочной, теперь мне не до сна:
Что же Грановитая палата?
Почему еще не снесена?

Прикорну с чекушкой у Царь-пушки,
Где не отцветает дрын-трава.
Спички, как известно, не игрушки,
То ли дело старая Москва.

Посносили, гады, посносили.
Западу тлетворному урок:
Не было столицы у России,
Был один коммерческий ларек.

Вроде все разбито и распято,
Но и недоделки есть порой.
Там, где был бассейн «Москва» когда-то
До сих пор остался самострой.

В мышеловке переучет,
Зачищается мышеловка.
Как подорванная течет,
У «Нагорной» река Котловка.

На иконе смеется лик,
Лают громко телеканалы.
Для удобства всегда в час пик
Увеличены интервалы.

Возле озера Иссык-куль
Воют вепсы толпою дружной.
Взорван северный вестибюль
Бестолковой станции «Южной».

Да идите вы все в звезду.
Я для блага родного крова
Баллотироваться пойду
В мэры города Королева.

В Трое плохая погода
И не горят фонари.
Вышли мы все из народа,
Даже вожди и цари.

Кончились глупые драки
Возле пустого кремля.
Мне бы дойти до Итаки,
Что мне чужая земля?

Что мне чужая икона,
Гнев опостылевших стен?
Всякого там Посейдона
Или каких-то сирен?

Вам бы забиться в бараки,
Холодно вам тут зимой.
Мне бы дойти до Итаки,
Мне бы вернуться домой.

Где виноград и маслины,
Где я давно не бывал…
Но попадаю в Афины
Или на Курский вокзал.

Каждой девочке хочется стать
Проституткою или моделью.
Чтоб гордиться родною панелью
И порадовать старую мать.

Раньше мальчики шли в первый класс,
А мечтали идти в рэкетиры.
Но меняются ориентиры:
Все в коллекторы рвутся сейчас.

Я бы тоже коллектором стал,
Раз меня не пускают в масоны.
Где кальсоны, а где патиссоны,
Как попасть мне на Курский вокзал?

Ветер ходит внутри парусов.
Хорошо украинским ученым.
Да, мне нравились девушки в черном,
Но теперь я люблю – без трусов.

В телевизоре добрые вести:
Рублик снова подрос и окреп.
Кто-то выставил сумки в подъезде,
Ну а в них – запакованный хлеб.

Видно, свадьбу отметить решили,
А невеста, убив жениха,
Убежала с любовником в Чили
Продавать дорогие меха.

Не случилось разгула и пьянки,
Вот и вынесли свадебный стол.
Взял я хлеба четыре буханки
И на Сходню к оврагу побрел.

Где-то плещется теплое пиво,
Кто-то в спину стреляет врагу.
Утки, крякая нетерпеливо,
Ждут меня на моем берегу.

Крылья плещут, волнуются спины,
Утки так увлеченно галдят,
Что хватают меня за штанины
И обратно к реке не хотят.

Плохо – не было свадьбы и пьянки.
Утки злобно в ответ: «Хорошо!»
Я скормил им четыре буханки
И еще за добавкой пошел.

У Москвы опять простуженный вид.
Ярко-красная она от реклам.
Мэри Поппинс никуда не летит.
Мэри Поппинс принимает ислам.

Мэри Поппинс объявляет джихад
Средь коленопреклоненной Москвы.
Уважайте, говорит, мой обряд.
Мои чувства оскорбляете вы.

Тем, что просто вы живете в Москве.
Тем, что нету у меня ни рубля.
Вы лежите у меня на траве
И живете на планете Земля.

Вы должны меня кормить и гореть.
И гореть в аду огромной страны.
А потом вы все должны умереть.
Мы всегда им почему-то должны.

Мэри Поппинс объявляет джихад.
Толерантно, говорит, тут у вас.
Скоро будет тут у вас город-ад.
Так и надо вам. А мне – в самый раз.

Твой любовник скоро выйдет на свободу.
Да и срок-то небольшой: 16 лет.
Не давайте, люди, ходу пароходу,
Не ходите, где театры и балет.

Говорят, весна идет, весне дорогу.
Говорят, что где-то в центре есть Арбат.
Говорят, мы все учились понемногу,
Скоро листья и трава заговорят.

Говорят, а ты не слушай, люди брешут,
Люди брешут, ветер носится пургой.
Я тебя уже, наверно, не зарежу,
Все другое, да и я уже другой.

Твой любовник скоро выйдет, а в России
Все меняется, Россию не узнать.
Только в Тушине рассвет такой же синий.
И скрипит всегда предательски кровать.

И удали нет молодецкой,
И мудрости нет от седин.
В шашлычной на «Новокузнецкой»
Сижу потихоньку один.

Мне в тягость? Да нет, мне не в тягость.
С похмелья почти что азарт.
Вот если бы только не август,
Который давно уже март.

К зиме пристает чикатила,
Склоняет к последнему сну:
Весна тут опять наступила.
Да ну ее, вашу весну.

По городу еду в трамвае.
Волнуется море огней.
Как принято в Древнем Китае,
Сожгут экипаж и коней.

Мы – кони. А бедная наша
Страна для Него – экипаж.
Пустая граалева чаша
Не красит унылый пейзаж.

Охотный, а может, Каретный,
А может, Фурье. Не нужны
Ряды на полях межпланетной
И междоусобной войны.