Валентина Спирина - Июньская соната. Девять Жизней

Съедает деревья, животных и хлеб.
Кровавые лужи… Родители, где вы?
Не знает пощады, нет света во мгле.
«Живым остаёшься, идёшь ты налево»

Куда-то в вагоне увозят сестру.
Потом рассказали: на опыты немцам.
Дощечка на шее («Ходячий ты труп»)
Под номером десять на маленьком тельце.

Обида и злость, долгожданная месть —
В четырнадцать лет подорвал я на мине
Врага. Прилетела внезапная весть —
Наступит конец беспощадной машине!

Замёрзло всё тело, зима позади.
Замёрзли все чувства – и тёплой весною
Не радует солнце и даже дожди —
Безмолвные слёзы над нашей страною.

И хочется кушать не только муку,
В которой находишь так много опилок!
Огурчик солёный и рыбу-треску
Мечтаю понюхать, никак не обмылок!

Меняю одежду на жизнь и еду,
Хочу накормить я пленённых у фрицев.
«А есть ли надежда?» – кричу я в бреду.
Господь, помоги своего мне добиться.

Советские танки! Повержено зло!
Победа! Свобода! И дышится легче!
Подругу Танюшу убили давно.
(Концлагерь Дахау). Но время не лечит.

Ты дядя, что плачешь? Ну, нету ноги,
Её отморозил холодною ночью.
Ты лучше молитвой мене помоги
Немецкой души наказанье отсрочить.

Когда прокатился по нашей земле
Огромнейший танк и убил человека,
Я понял, настала война на селе,
Но хочет она не огня и не снега!

Я рисовала на асфальте дождь,
Он белый был – не очень натурально.
Мой дождь, скорей, на вьюгу был похож…
Асфальтовая вьюга – шедеврально!

Еще нарисовала я цветы —
Ромашки белые на черном-черном фоне.
И мне они напомнили мечты,
Которые застыли, словно в коме.

Чуть-чуть подумав, я добавила в пейзаж
Двух белых кошек – хвостики сердечком.
И дом добавила, и пятый свой этаж,
И белых бабушек на лавке у крылечка.

Вдруг глянул гром и ожил белый дождь!
Текли-бежали кошки и старушки.
Мои ромашки охватила дрожь,
А весь пейзаж стал белой-белой лужей.

Небо в тучах, в голубую крапинку,
Солнце бьется в дыры ярко-желтое.
С крыши сонной звонко скатилась капелька,
На асфальт упала, сияет. Гордая.

На её боках заиграли лучики,
Словно шепчет – верь, всё наладится.
Впереди всё самое лучшее,
Жизнь, как яблоко по тарелке, катится.

Твой любимый тебя любит искренне,
Хоть ни словом тебе не обмолвился.
У него любовь в сердце искрами,
С каждой буквой имени твоего полнится.

Солнце тучи лучами раздвинуло,
Стала облачком пара капелька.
Еще пару секунд и сгинула,
Мне оставив небо в голубую крапинку.

Вечер дышит июльским ветром,
Машет ветками на прощание.
Отзовись, друг мой милый. Где ты?
Я устала жить в ожидании.

Но молчат небеса в испарине,
Месяц в тучах устало качается.
Почему же так больно стало мне?
От чего душа моя мается?

Мне в глаза бы твои с поволокою
Окунуться, да дальше жить во сне,
Грусть из сердца глупого вытолкнуть.

Чтоб не жить без тебя одинокою.
Чтобы снова сквозь спину крылья мне
В ночь июльскую дали выпорхнуть.

День пролетел, а я осталась там,
где смайлик твой сжимает моё сердце.
Где по моим несбыточным мечтам
Шагает боль в солдатских грубых берцах.

День пролетел. Еще один. Как все,
Которые не рядом, не с тобою.
Где по короткой взлетной полосе
Взлетают мысли, полные любовью.

День пролетел… День пролетел опять.
Короткий день без теплых слов и нежности.
А я как прежде продолжаю ждать..
Дни-лепестки срывать ромашки-вечности.

Поезд в моей голове сегодня едет куда-то на север.
Гудит на переездах, мигает приветливо семафорам.
По извилинам мозга, как по железной дороге – сквозь леса, да по косогорам —
Словно пытается мою голову вдоль и поперёк измерить.

Маленькие электрички в моих ушах едут, соединяя города и судьбы.
Они тоже шумят, но чуть тише – вполне терпимо.
Наверное, пути внутри моей головы очень очень длинные.
Электричкам хочется остановиться хоть на миг или с пути свернуть бы.

Только странно и непривычно всё как-то, я бы сказала – сюрреалистично.
Поезда и электрички шумят, а мир вокруг – в безмолвии замер.
Бесшумно машет крыльями надоедливый комар-спамер.
Затыкаю уши – молчат поезда. Пусть едут наружу, откроют им двери пальцы-отмычки.

Я не слышу, как ветер шумит,
Но я знаю – зеленой листвой
Он мне письма твои о далеких
мирах прочитать спешит.
Там, где счастливы мы с тобой.

Я не слышу, о чем говорит трава,
Но она мне травинкой каждой,
Словно эхом, сквозь тысячи звездных
миль твои повторяет слова…
Очень нежные. Нужные. Важные.

Я не слышу, о чем мне поет соловей,
Только он не соврёт ни единой нотой.
Я мечтаю быть музой – единственной,
нужной и главное – только твоей.
Еще больше – любимой твоей быть охота.

Я не слышу. Да впрочем, не важно совсем.
Звуки – лишь проводник, но не самый важный.
Есть душа – уши ей совсем не нужны
и я слушаю теперь только душой своей.
Жить без звуков можно, а без души – страшно.

Глупая. Ты до сих пор не поняла, что так и осталась – одной из..
Что номер твой пятьдесят пять,
А ты пишешь стихи опять,
Погружаясь в собственно созданный омут – в самый низ.

Дурочка. Кого ты своими стихами купить-приручить хотела?
Думаешь, кого-то трогают твои вирши?
А ты отдохни неделю – вообще не пиши.
Займись, наконец-то лицом, телом – любым полезным делом.

Сумасшедшая. Неужели ты думаешь, что стихи лучше реальности?
Что можно долго удерживать рядом,
Того, кому нахрен, представляешь, не надо.
Километры строк одиннадцатибального бреда по шкале десятибальности.