Иван Новиков - Белая река. Стихи

В день забытых телефонов – все ушли…

Лишь оставив за собой забытые
Звонки и телезвуки, не убитыми
Стеной и скоростью они лежали
На столах и полках. Жаль ведь?

В день забытых телефонов – память жжёт…

Неумолимой повторяемостью душит,
Как тот классический и раздражающий звонок,
Когда не знаешь, что же будет лучше…
Взять трубку или броситься в окно…

В день забытых телефонов – как нам жить?

Получил свой нежданный билет на войну.
Получил… не понятно: зачем, почему?..
Мне со всеми ль идти? Может быть – одному?
Неустанно, телом только, волочась по дну…

В день забытых телефонов… всё пройдёт.

Терпеть остаток – считанные часы
Не перестану.
И неустанно звучат басы,
А из гортани

Поётся – телом, душа – танцует,
Кружит привычно по дну небес
И я последним, что есть, рискую…
Иначе – пусто и блекнет блеск

В очах… свет не струится…
Пусть будет так, как
Мне сказала одна шутница
О Свете, вовсе и не шутя.

И пусть из воли всё возродится,
И пусть – по вере проложен путь,
Пусть сила в духе укоренится,
Не даст в усталости мне уснуть

На веки вечные. Так будет – пусть!

Догорает свечка. Догорает…
Но танцует ещё, под взглядами
Прогибаясь… и от дыханья
Пламя жёлтое – будто знаменье.

Догорает свеча. Догорает до
Дна канделябра… нижнего самого.
Прогибается и от дыхания,
Всё танцует под сонными взглядами.

Выключен свет: кто-то неосторожный
Гаснет под взглядом, но взглядом – Божиим.
Ведь о бетонную нежность столба
Многие гасли… не раз и не два…

Тело танцует с предсмертной агонии.
Брошено куклой в стекло лобовое.
Что нам гадать: в Рай, или в Ад…
Ведь о бетонную нежность столба

Многим ещё свечам догорать.

Соберу я осколки памяти,
Упадёт последний листоцвет…
Поклонюсь новой жизни знамени…
Ничего прекраснее нет.

Каждый вдох – рождение новое.
Сердца стук отмеряет дни.
Силой древней, святыми основами
Бог вращает остов Земли…

Жизнь – как танец, кружев плетение…
Жизнь – как музыка старых струн…
Мне запомнить бы звукопение,
Рисовать – как символы рун.

И пусть крылья мои – скованы!..
Вырвусь я, а ты – посмотри:
Силой древней, святыми основами
Бог вращает остов Земли…

И снова льётся волнословье,
Стекая с пальцев словно воск…
И застывает в небе сонмами
Как отпечаток мыслеформ.

Да, мысль каждая написана
На Небесах – в скрижаль времён,
А те слова, есть в коих истина
Преобретают мощь имён.

Слова, как будто насекомые
Во каменеющей смоле:
Их сразу, вдруг, во век мы не
Увидим в подлинной красе.

Лишь через сотни тысяч лет…

Невыразимая строка ворочается, бьёт по рёбрам.
Так Бог испытывает мать рождением её ребёнка.
Когда бы только это знать, как механизма шестерёнки,
Но в слове есть иная стать – и разрешает бремя звонко

В начале – Слово, говорят, строки не ведавшее вовсе.
Строка – для мысли тонкий яд, крутой вираж на злом откосе.
Слова пытаясь заплести – плетёшь себе канат страховки,
Но падаешь: слова просты, а мысль – ярче, чище, проще.

И так висит Дамоклов меч – словесная невыразимость
Над головой, пытает речь – и душу лезвием раздвинет,
Когда порвётся волосок – на тишине густой висящий,
Тогда – умру, но станет слог, как мысль вещая – разящим.

Да, кубику, простому до истерик,
Подобна жизнь: вся эхом, вся как дрожь…
В небес пространстве многомерном
Перемещенье мира граней – ложь…

Да, кубику, простому до истерик,
Подобна жизнь, вся разностей полна,
Как в бурной речке, что ушла за берег,
Вся испокон – нежданная волна…

Да, кубику, простому до истерик,
Многоизмеренность подобна бытия…
Ведь разрушеньем созиданье мерят.
Как степень хаоса измерит пядь ума.

Комната повисла в тишине…
Познанным сквозит на сердце вне
Всего, что было после до
Сердца достучится камертон

До глубин, до духа с белым светом,
Оторвав своей лоскут Вселенной
Сизый дым, повисши в тиши этой,
Ото глаз сокрылся незаметным

Там, где дымом не повелевать,
Всей палитрой осени украденной
В камнь гранитный высечена стать
Да раскрашена в печаль отрадную

Глубже, там, где помню только я,
Где лекарством обернутся яды
В танце дух сокровище храня
На вопрос молчания вещает

Комната повисла в тишине…
Познанным сквозит на сердце вне
Всего, что было после до
Сердца так стучится камертон

До глубин за нижним самым дном,
Где душою помнится хоть что-то
И река, наполнена дождём,
Забывает русла повороты

Зазеркально видя эпизоды
Протекает маршрутом новым
До глубин за нижним самым дном
Достучался в сердце…

Просыпаюсь. Веки свинцовые.
Рассыпаю взглядом свет осени.
Мне б вдохнуть жизни ветра нового…
Тихо в сердце незваная гостья

Шепчет… Тише… теперь – молчание.
Не сбылись мои светлые чаянья…
Старым ветер остался… и алыми
Листьями душу режет. Всё. Пропал я.

Падаю. Ниже. Пропитан ядами.
Чем бы теперь показался ад мне?
Помню только, что жить ещё надо.
Дождь и Солнце дарят нам радугу…

И когда-нибудь, знаю, что будет,
Если Солнце помнить средь хмури…
Жизни цвет и счастья бури…
Дух покинет свинцовое утро…

Надо же… странный глагол – ноябрит.
Или диагноз, нестрашный, я даже не
Брит. Осень, конечно же, в каждом из
Нас свербит. Колется чем-то, а иногда

Родит, время римское этим радуя,
А на севере листья уже не падают,
Кладбище листьев, укрытое снегом-
Саваном. Так теплее. Им ждать вес-

Нырнуть в глубину зимы, остыть!
Прижимаясь вплотную к острью
Земли и, медленно-медленно до…
(Гора – я, Река – ты), отбеленный