Александр Новиков - Три белых коня. Конкурсный сборник

Не верю больше вещим снам;
Несу, как крест, свою усталость.
И, чтоб она не расплескалась,
Я не смотрю по сторонам.

Зимою жду весны,
Весною – лета.
Жду летом осени,
А осенью – зимы.
И так – всю жизнь.
Такое ощущенье,
Что жизнь проходит
В зале ожиданья…

Последний снег был совершенно лишний.
Он выпал на расцветшие сады.
Его не поняли ни яблони, ни вишни,
Снег был для них синонимом беды.

Он всё напутал, этот снег апрельский.
Пришёл некстати – как незваный гость.
Он пошутил, но шутка вышла пресной,
Он в ней старался выплеснуть всю злость.

Деревья гибли, ёжась и сутулясь.
Снег был не прав, он в ярости был слеп.
Зима перед уходом огрызнулась
И дверью хлопнула. И заперла свой склеп.

И снова лес без кроны и короны.
Он съёжился, скукожился; он замер.
Молчит и с настроеньем похоронным
Встречает утро сонными глазами.

Зима уходит.
Простираю руки весне
И грущу по ушедшей зиме.

Весна уходит.
Простираю руки лету
И грущу по ушедшей весне.

Уходит лето.
Простираю руки осени
И грущу по ушедшему лету.

Уходит осень.
Простираю руки зиме
И грущу по ушедшей осени.

Уходит жизнь.
Простираю руки смерти
И грущу по ушедшей жизни

Вот мы и встретились —
Два старых ворчуна, —
Старик и море.
Ещё несколько лет,
И я перестану ворчать.
Зато море – не перестанет.

Вот мы и встретились —
Два старых чудака, —
Старик и море.
Ещё несколько лет,
И я перестану чудить.
Зато море – не перестанет.

Ну что, дружище море,
Всё ворчим?
Ах, как я по тебе
Истосковался!
Ведь я способен
До скончанья века
Сидеть и слушать,
Как гремит прибой.

Ну что, дружище море,
Всё чудим?
Ах, как же мне
Тебя недоставало!
И как мне тяжело
Осознавать,
Что наша встреча
Может быть последней.

Едва успел сказать тебе:
«Привет!»,
Как подоспело время
Расставаться.
Ну что же,
Поворчи мне на прощанье,
Дружище море.
Возьми на память
От меня монетку.
И верь мне, верь,
Я вновь к тебе приду.

Ну, а пока —
Прощай, мой старый друг,
Прощай, мой старый,
Мой ворчливый друг.

Жизнь впадает в океан сказаний,
Все они – с банальнейшим концом.
Мы стареем кожей и глазами,
Мы стареем сердцем и лицом.

Старость, ты – не Рим, ты – потаскуха,
Ставшая над нами госпожой.
Мы стареем чувствами и слухом,
Мы стареем телом и душой.

И не взять шалаву на поруки;
Ясно с нею всё давным-давно.
Жаль, что на старуху нет прорухи:
Вытолкаешь в дверь, она – в окно.

Да, душою тоже мы стареем,
Хоть твердим, что молоды душой.
Меньше пишем ямбом и хореем:
В ямбах мир не очень-то большой.

Мы, поэты, – пасынки удачи.
Тот, кто исключение, – не в счёт.
Смена вех – нас сразу под раздачу,
Выживаешь, если повезёт.

Мы стареем кожей и глазами,
Мы стареем сердцем и лицом.
Жизнь впадает в океан сказаний,
Все они – с банальнейшим концом.

Я в жизни не умел держать удар.
Те, кто умели, явно преуспели.
В фаворе у судьбы, всегда при деле,
И их не ловит ни один радар.

Жизнь била иногда под самый дых,
И ниже пояса ударить не гнушалась.
Ведь это для неё – простая шалость,
Не счесть всех этих «шалостей простых».

Жизнь не была приветлива со мной,
Хотя не изощрялась в испытаньях.
Потери, словно старые преданья,
Живут во мне неясною виной.

Безденежье – мой старый, верный друг —
Как тень, повсюду следует за мною.
Ну, надо же, я ни гроша не стою;
Бегу по кругу, но порочен круг.

Я в жизни не умел держать удар,
А если бы умел, то был бы паном.
И было бы мне всё по барабану,
И жизнь была бы сладкой, как нектар.

Я хочу убежать от людей,
Чтоб не видел никто мою старость.
Всё, что есть у меня, – лишь усталость,
С каждым годом она тяжелей.

Я хочу убежать от родных,
От семьи, от соседей, знакомых.
Я когда-то был парень не промах.
Что осталось от дней озорных?

Я хочу убежать от судьбы;
Я устал ощущать себя лишним.
Я везде – неприкаянный слишком.
А болячки растут, как грибы.

Я хочу убежать от себя,
Спрятать голову в дюнах пустыни.
Я отшельником стану отныне,
В катакомбах лишенья терпя.

Просто взять и уйти – без затей.
Жизнь прошла – виден краешек поля.
Чтоб не видел никто моей боли,
Я хочу убежать от людей.

И вновь зима испытывает нас;
Считаем дни с промозглыми ночами.
Когда-то мы зимы не замечали
И радовались, если задалась.

Моложе были мы, сильнее были,
И больше был терпения запас.
И брызги от лихих автомобилей
Не жгли и не доканывали нас.

Мы – было время – восхищались снегом.
Сегодня он для нас – клубок проблем.
Снег нам грозит очередным набегом:
Он с нами не считается совсем.

Теперь – другая жизнь, и мы – другие;
Труднее совмещаем смех и снег.
На улицах деревья сплошь нагие,
Ах, этот снег! Его набег – навек…

Когда поэты потеряют совесть,
когда поэты потеряют стыд,
Планету, с гравитацией рассорясь,
Как яблоко, собьёт метеорит.

Померкнет свет, и мир, к концу готовясь,
Cмертельно затоскует, загрустит,
Когда поэты потеряют совесть,
Когда поэты потеряют стыд…

Наши надежды
остаются с нами
до нашего последнего дыханья.
Наши надежды
на удивление живучи
и жизнелюбивы.
Наши надежды
не просто умирают последними, —
они умирают после нас.

Я начал слышать голоса
Иных миров.
А в снах такая бирюза,
Что – будь здоров!

Из слова выткался рассказ,
За ним – другой.
Жизнь как-то мимо пронеслась
Большой рекой.

Я где-то рядом был – стоял
На берегу.
Устал. Устроить бы привал:
Нет, не могу.