Марина Дианова - Холодная весна, начало века. Поэзия, поэтическая в край

Сонная одурь прошедшей зимы
Яркое солнце над грязной улицей
Будто и не было всей этой тьмы

Всё бытие обновлённо и молодо
Свет заливает пространство до края
Словно хрусталь или белое золото

Деревья дрожат на прохладном ветру
Если весна существует на свете
Значит, и я никогда не умру

Мифологические звери живут в старинных книгах
Пернатые змеи и прочие цилини, единороги
Друзья богов, шерстяные и костяные ноги
Чешуя дракона, тело льва, стальные вериги

От них остались косточки, ровные строчки
Завитушки иероглифов, строгие буквенные линии
Против них в разное время в разных местах применяли заточки
Холод, голод, капание ледяной водой на извилины

Они все вымерли, оставили нам играться черепки черепов изящные
Они были вещные, вещие, мощные и настоящие

Поздно. И снежно
Мягкая нынче зима
Дома ночую

Моё внутреннее содержание – моя шизофрения
Моя поэзия – предвестник шизофазии
Мне хочется выйти вовне из мироздания
Но таких дверей ещё не придумали
Все поэты сделаны из антиматерии
И при взаимодействии с миром аннигилируют

Рыба смотрит мёртвыми глазами
На газете возлежа
Плачет горькими слезами
Рыбья чешуйчатая душа
Колечки лука рядом лежат
Рыбу на части рву руками
Горечью в глотку
Тёплую водку
Сверху лук и селёдку
И мир прорастает снами

На керамическом сосуде следы от пальцев гончара
Доисторические люди в нём суп варили у костра
Мы тоже варим суп и кашу, в огонь сувая котелки
Потом найдут стоянку нашу на гриве около реки
Найдут там банки и бутылки, и прогоревший котелок
На саже отпечатки пальцев – хватали мы его за бок
Какой причудливый орнамент! – так скажут в будущем о нём
А мы, для полноты картины, почаще в поле пиво пьём

Невыносимо ждать конца
Глядеть сквозь узкое оконце
Как пробегает мимо солнце
Коснувшись твоего лица

Пускай свернётся мир как свиток
И те, кто ждал меня, придут
Неся с собой любви избыток
Неприживающейся тут

Одинокий ворон на сухой ветке
Маленькая птичка в золотой клетке
За солью ходит сосед к соседке
Шифруясь, как на разведке

Курю в подъезде, вопреки закону
Наблюдаю за осенью заоконной
Туманной, мрачной, кошмарно-сонной
Сквозь дождь движется силуэт тёмный

Одиночество горькое повсеместно
В каждом сердце невыносимо тесно
Разве что вином обезболить местно
А другого метода неизвестно

Туман и дождевая морось
Машины едут, сбросив скорость
На повороте наш автобус
Почти что валится, кренясь
В густую глинистую грязь

В окошках серый фон
Украден город
Холодной, стылой серостью воды
Остались лишь нечёткие следы
Людей и зданий, проступившие сквозь морок

Отпечаток злой печали на моём лице
Не пойму, чего мы ждали – будет скорбь в конце
Напоследок выпиваем горькое вино
Растворённое слезами, не пьянит оно

Острота взаимной боли, жёсткость бытия
Для меня ужасней смерти жизнь во тьме твоя
Ты уходишь дальше, дальше – черт не различить
И вернуться не поможет Ариадны нить

Пять чувств, пять пальцев на руке
Реальность сжата в кулаке
Ладонь раскроешь – словно птица
Вспорхнёт и в листьях затаится

Мир станет жутковато странным
Среди простого вещества
Проглянет хаос первозданный
И станут кости как трава

Собака с шерстью пегой на солнцепёке спит
У всех деревьев и кустов зелёный летний вид
Поэтов древнегреческих читаю в переводе
О басилевсах, воинах, законах и природе

Нещадно сломаны слова под ритм стихов Эллады
В оригинале прочитать на самом деле надо
Но я – ленивый ученик, и мне трудна античность
Хотя как грек я на вино спускаю всю наличность

Смертельно жить. Не жить – смертельно тоже
ИероглИф – рисунок вен под кожей
По жилам жизнь бежит, в крови душа
Пока не оступился, не дыша

Нежизнь моя, подобная растению
Стремится к смерти. И оцепенение
Всё более овладевает мной
Съедая душу злой удушливой тоской

Мне снится бег оленя через чащу
И сердце начинает биться чаще
Видение предсмертное, олени
Рогатые задумчивые тени

А сердце, сердце бьётся на разрыв
И я уже в долинах смертной сени

С утра пораньше зафиксировать реальность
Подтверждая собственное бытие
В неровных строках. Они как данность
Всегда присутствуют во мне
Я слышу их – на пределе слуха
Как ход большой рыбины в глубине

Цветут прекрасные ирисы
И стройные кипарисы
Вдоль дороги земляной выстроились
У каждой песчинки собственный цвет
В буро-белом Брабанте такого нет
Жёлтая лошадка по красному полю
Движется рысью
Прекрасные видения дальней страны
Небо невиданной глубины
Почему так редко
Можно бывать на воле
Всё что угодно за каждый взгляд
На кипарисов тёмный ряд
Поля цветущие и в вышине
Небо стремящееся ко мне

Если бы я рисовал цветок
То взял бы густую яркую краску
Чтоб с кисти на руку стекало масло
Чтоб бил с холста электрический ток
Если бы я ходил пешком
По дорожным камням бы шёл босиком
На небо смотрел бы во все глаза
Особенно если гроза
И в буйстве молний лиловом громе
Дышал как в собственном старом доме
И всё это было. И больше не.
И решётка в зимнем моём окне

Сон разума рождает кипарисы
Бессмертные и тёмные как дождь
И никуда от них ты не уйдёшь
Пока рука держать способна кисти
А ясность порождает черноту
Над алым полем выжженной пшеницы
Неправомерный переход границы
Неспешным шагом с трубкою во рту