Станислав Афонский - Колокольный стон

Чёрные души и белые ночи.
Чёрная речка и алая кровь.
Чёрные очи несчастья пророчат.
Чёрные пасти аврорьих стволов.

Над пепелищем великих соблазнов
Плач отзвеневших своё бубенцов…
Смотрит задумчиво голубоглазый
Русский поэт с африканским лицом.

Не принесли самовластья обломки
Благополучия русской земле…
Над головами похмельных потомков
Чуждая тога
В российском седле.

Козьма Крючков – донского края сын.
Лихой казак. Бестрепетное сердце.
Лихое племя богатырских сил.
О нём бы песням да былинам петься.

Но подвиг канул в вечность и забыт.
А было время как по всей России
гремело эхо легендарных битв —
Крючкова слава на руках носила.

Шестнадцать ран он получил в бою
и конь его одиннадцать ранений —
за каждую сложили жизнь свою
одиннадцать врагов в одном сраженьи.

Сверкала шашка-молния, рука
секла тевтонов кованое тело.
Их было много – двадцать два врага
поднять на пики казака хотели.

Их половина ровно, полегла
от удали донецкого героя.
Казацкая сноровка помогла
с победой выйти из такого боя.

Упал на грудь Георгиевский крест,
по всей стране лубочные картинки,
где с шашкой, с пикою наперевес
Кузьма врагов крошил на половинки.

Георгиевский первый кавалер,
за храбрость императору представлен.
Вот доблестный для армии пример —
России русской богатырской славы…

Потом гражданской бойни пал пожар.
Россию братскою умыли кровью.
Её палил немыслимый кошмар…
Белогвардейским стал Кузьма героем.

И из героя сделался врагом
для власти красной и её потомков.
Он в девятнадцатом погиб за дом,
погиб за Дон, что слёзы нёс потоком.

В его потоках утекли года,
в нём утонула седина седая,
ушла на дно и память навсегда.
Крючкова до сих пор не вспоминают.

Нашёлся тот, кто плетью «Тихий Дон»
нахлёстьывая палачам в угоду,
изобразил Россию как дурдом,
Героя – трусом, пошленьким уродом.

Герой России – всё равно Герой.
Не важно белым был он или красным.
Но хочется, подумаешь порой,
чтобы была их гибель не напрасной.

Но от желаний часто смысл – ничто,
и результаты всех боёв такие —
Россия нынче получила то
чего ни те не ждали, ни другие.

«Прекрасное далёко,
не будь ко мне жестоко!»
Ю. Энтин

Не послушалось прекрасное далёко —
Не подвластно заклинаниям оно.
Разве может быть прекрасное
жестоким?
Разве можно, чтобы светлое —
темно?

Только алый парус сказочника Грина
Далеко не каждой встретится Ассоль,
Не всегда жестокость на дороге сгинет,
Но зато на раны чаще сыплет соль.

Не видны нам миражи воображенья,
Их прекрасная загадочная даль
Расплывается при нашем приближеньи,
Слишком часто вместо голубя – кинжал.

Начиная путь, мы видим за порогом
Вырастающий из времени порог.
Хорошо, если широкая дорога,
А не узенькая тропка и замок.

Лишь пути назад в теченье не бывает —
Время смоет отступленье навсегда
Вдоль дороги постепенно уплывает
Прошлым ставшая кочующая даль.

Пусть надежды не останутся напрасны,
Не сгорят в жестоких сполохах огня.
Будь, далёкое, хоть чуточку прекрасней,
Чем мы видим до сегодняшнего дня.

Чем в лесу виноваты деревья
И под ними текущая жизнь?
Так за что же огонь их развеял,
В пепел мёртвый пожары сожгли?

Словно после жестокой бомбёжки
Полыхнул термоядерный взрыв.
Веселятся одни головёшки —
Люди плачут слезами навзрыд.

Только ими пожар не потушишь.
А деревья не могут рыдать.
И погибли древесные души,
Словно древняя стойкая рать.

Солнце Землю окутало жаром.
Искры, будто метлой замели.
Очагами лесные пожары —
Смерти жадной цветы расцвели.

Горьким пеплом рассыпались травы,
Птичьи гнёзда сгорели в беде.
Чёрный бархат стволов – вечный траур
По тупому бездумью людей.

Скиталась Доброта по свету
В привычной Суете людской
И Суета бродяжку эту
Не замечала меж собой.

И люди многие не знали,
Что кроме нудной Суеты
Есть постоянное начало
И юность вечной красоты.

Пренебрегая напрочь модой,
Рвала богатства невода
И Пошлости тупая морда
Её кусала иногда.

И Доброте порой хамили,
Средь нас всегда найдётся Хам,
Порой ногами жёстко били,
И Мат склонял по этажам,

И лезли липкими руками,
Её облапить норовя,
И окликали именами
Последних шлюх, в постель маня…

Но хамству вопреки и злости,
Пусть даже в Доброту не верь,
Она ко всем приходит в гости
Даже сквозь запертую дверь.

Вива, коррида! Бой на арене
Не предрешает исход:
Кто-то повержен будет в сраженьи,
Кто-то с победой уйдёт.

В схватке жестокой
Насмерть сойдутся
Для выяснения сил:
Тореадор —
Как символ искусства,
Бык —
Воплощенье стихий.

Вот он ревёт живым ураганом,
Грозно нацелив рога,
Два смертоносных острых тарана
Устремлены на врага.

Но виртуозно
Вьётся мулета,
Вертится, неутомим,
Тореадор —
Воплощение света,
Бык —
Воплощение тьмы.

Бандерильеро рухнул со стоном,
Кровь у коня на боках
И матадор повернулся спиною
Перед рогами быка.

Славят трибуны
К смерти презренье,
Хоть и зловещ её лик.
Тореадор —
Добра воплощенье,
Зла
Воплощение – бык.

С дня сотворения мир наш
Наказан
Предназначеньем в судьбе.
Зло и добро,
Стихия и разум —
В вечной жестокой борьбе.

Вива, коррида – символ планеты!
В нём суетимся и мы.
Кто-то из нас —
Защитники света,
Кто-то – орудия тьмы.

Почти без шанса уцелеть
В космическом эксперименте
Он должен. Должен был лететь
Навстречу славе или смерти.

И если бы случилась смерть —
Все шансы были ей
случиться.
Он просто был. И просто – нет,
как повода повеселиться.

Мир не узнал бы. кто такой.
Полёт бы сгинул, засекречен.
И неизвестным стал герой,
И не прославится навечно.