Юлия Мусатова - Переосмысление в стихах

Художник, сдавший темноте
свою последнюю работу,
И композитор, тишине
оставивший живую ноту,

Зачем от боли ты кричишь,
Зачем в глазах твоих – отчаянье?
Есть умирание и тишь
всего вселенского прощанья.
Хранит молчания обет
ветрами трёпаная лира,
Её струна дарила свет
во благо радостного мира.

Молчат нетленные холсты
в обломках мирового хлама.
Зачем же здесь стенаешь ты? —
проникновенно и упрямо.

Ты хочешь вечности отдать
свою любовь на поруганье?
Ты хочешь научить страдать
судьбу, лишённую страданья?

Ты хочешь опечалить тьму
познанием былого света.
Но мирозданью ни к чему
твои вопросы и ответы

ни про добро, ни про печаль —
Те добродетели отпеты.
Из сохранившихся начал
исключена Душа поэта.

Кофе остыл дважды,
Показав реальности грань.
Есть ли любовь, неважно,
Если жизнь – просто игра.
А жаль…
Да видно ангелы улетели,
Испугавшись души моей боли,
И замерзли, наверно, в метели —
Не возвращаются ко мне более.
А жаль…

Кофе, подогретый дважды,
Я подала бы им, и одежду.
А потом, как они однажды,
Ушла бы в метель,
Но – с надеждой.

Любовь забыла об одном —
Ведь я могу её не трогать.
Жить не с распахнутым окном,
А так, испытывая робость

Перед собой, перед молвой.
Идти по жизни, будто в пропасть,
И со склонённой головой
писать удобным слогом повесть.

Любовь забыла, что она
назначена быть с Правдой рядом,
И что с Добром обручена,
Без обещания награды
и лучшей жизни
в те или иные времена.
Любовь забыла… про меня

Укутаны светом, как пледом,
И с лёгким дыханьем души,
Мы наслаждались обедом
и тем, что не надо спешить.

Что доставлено сообщенье,
И не пропущен звонок.
Было вроде бы не воскресенье,
Но кто-то туда нас повлёк, —

Вслед вдруг налетевшей метели
По белоснежной меже.
Калитки старенькой двери
чуть приоткрылись уже…

Седой от инея вечер,
Со светлым и тёплым лицом,
Положив нам руки на плечи,
Рассадил за накрытым столом.

И стрелок не замечая
бега по кругу в часах,
Мы приступили к чаю,
Но вспомнили о стихах.

Я только серной чиркну спичкою,
Заворожённая стыдом,
Какое дело до обычая —
Гори, мой одинокий дом!

Гори огнями в вышине,
И ярким пламенем в камине,
И отблесками на луне,
И в облаках, и на равнине.

По полю расстилайся, Свет,
И разлетайся по Вселенной!
Скажи тьме преисподней: «Нет»,
И сделай Доброту нетленной.

Нечасто я стремлюсь облечь в слова
явления пространства и природы,
Но клонится к ладоням голова
и в образ погружается, как в воду.

Хотелось хоть немного помолчать
о сказанном сто раз и всуе,
Да выдаёт поэзии печать,
Бессонница задачу мне рисует —

Придумать новый силуэт стиха.
А лучше б обновила босоножки,
И цокая подковкой каблучка,
Прогуливалась с франтом по дорожке.

С зарёй расставили по полочкам слова.
О, Бог-Морфей, сомкни мне очи!
В избытке образов уж тонет голова,
А я всё не могу поставить точки…

Книжка вышла высшей школьности,
Сразу, в первой же строке —
Поэтические вольности
все зажаты в кулаке.

По строфе течёт уверенность,
Убеждённость в правоте.
Шаток слог, зато умеренность
в поэтичьей наготе.

Автор прямиком за пряником,
А поэзия – в народ.
Роспросвет – тот стал охранником,
Можно ли взглянуть вперёд?…

Звездопад шаров на ели,
С отливом тайного мерцания луны,
Сверкает каплями разлитой акварели
на фоне веток из морской волны.

Заманивает. И, прощай, рассудок,
Я в мир иду капроновых бантов,
Крахмаленных, из марли юбок,
И масок бархатных мастей всех и цветов.

К лицу мне локон голубой – Мальвины,
И платье феи – золотой парчи.
Мы кружимся под ручку с Буратино,
Мы – нашли ключи

от дверцы тайной. За которой дети
снежинки клеят на большом окне.
И мама, при настольном свете,
Бант оправляет на косичке мне.

Отология не в моде,
Всё уфологу видней.
Ухология природе
поэтической нужней.

У кого природа слуха
покороблена чуть-чуть,
В «бабке» слышит он – «старуха»,
А в «дороге» – «добрый путь».
(Только «бабка» – это кость
для игры,
А в «дороге» зреет злость от жары.)

Если же природа слуха
исковеркана совсем,
То – « с Антверпена старуха
перебельгит в замок Стэн».

Если слуха нет совсем,
Слышно то, что просто всем:
Что написано на стенах
с приложениями схем.
Глухота видна в поэмах
даже благовидных тем.

Свело гортань
надрывом бессловесным,
Мычаньем вспугана
недремлющая даль.
Рождённый для трудов
создателем небесным,
На радость людям,
а себе – в печаль.

Что урожай хорош —
какая бренность!
В чём ум людской,
и где их доброта?
Склонённой головой
ты воплощаешь верность,
Согбенною спиной
в ласкании хлыста.

Август осень намочила
проливной стеной дождя,
Капля на ветру остыла
в новый день календаря.
А весной случились роды
жёлтой россыпью мимоз,
Как надежду нам природа
каждый день даёт прогноз.

Сиреневой волной в окно впорхнуло лето,
Шепнув весне: «Прощай, и лиха не держи.
Ты растопила лёд – благодарю за это.
Я стану продолжать солнцеворота жизнь.
Берёзовым венцом украшу хороводы,
Гераниевым костром им освещая путь.