Екатерина Рупасова - Никому-никому

Тебе решать судьбу своих идей.
Но в добром здравии, в лихой хворобе
Не важно, сколько обретёшь друзей,
О том, что видеть довелось в утробе,
Проговориться никому не смей.

Я снова здесь, и я пишу,
Пусть и отравлена молвою.
Стихами только дорожу.
От них я ничего не скрою.

В них радость, и печаль, и муки.
В них слабый пульс моей судьбы,
И неизбежный час разлуки,
И звуки жалобной мольбы.

Читай и знай, как жить не надо,
Чтобы не сгнить в тоске ночей,
Чтобы единственной отрадой
Не стала вязь своих речей.

Время, память – всего лишь труха.
Осыпается в бездну былое.
Тишина или нечто иное
Оттолкнулось от снежного мха
И, пронзив облаков вороха,
Покидает навеки земное.

Луи, зачем тебе двухмерный горизонт
И старый порт, пропахший тухлой рыбой?
С его тягучей бирюзовою водой.
Сидеть у берега с поникшей головой,
Рисуя романтичного пошиба
Сюжеты в подсознании своём – не тот

Бермудно-пагубный удел, которому
Ты призван потакать до самой смерти.
В пример не ставлю обезумевших людей,
Что тратят годы на свершение затей,
Недостижимых, как стремленье тверди
Земной лишиться под ногами, сторону

Небесной темноты и тучных светлячков
Затронуть дабы. Они не сознают,
Что за пределами протянутой руки
Всё иллюзорно до каркаса. Но тоски
Прибоев местных не исчерпать. Дольют
С лихвой. Плыви на свет далёких городов.

Израненное носят на руках
С особенной заботой, осторожно
И, затаив дыхание тревожно,
Ещё не верят, что взметнётся прах

Из тех же рук и, как бы ни летел,
Осядет всё же под ноги прохожим,
Теряя целостность и сущность, впрочем,
Нет естества, что ждёт иной удел.

Возможно, тот, кто в памяти хранил
Ушедшее однажды дорогое,
Найдёт обитель вечного покоя,
Смешав свой прах с тем прахом, что любим.

Сны зимнего солнцестоянья:
Травы высокой параллели,
Дожди, наивное желанье

Вернуть былое. Надоели
Мечты и псевдоперспективы.
Лжецов заманчивые трели

Прелестны и почти правдивы
В беспечности своей. Нет силы
Отреставрировать мотивы

Любимых песен. Дней могилы
С небытием ровняет время.
В реальности, плодящей спилы,

Взойдет ли будущего семя?

Мы крошимся, за что ни тронь,
Как в прожитом, так и в сокрытом.
Следы вдоль дороги искрятся
Осколками битого льда.
Покуда не стёрли года,
Скажи, куда можно податься?
Цыганка с растерянным видом
Отринет пустую ладонь.

И не упомнить всех надежд,
Что в детстве голову кружили.
Мы твёрдо верили и жили
В наивном чаянье невежд.

Нас окружали чудеса,
Но мы тогда не понимали,
Что взрослые безбожно лгали,
Игриво глядя нам в глаза.

С тех пор прошло немало лет,
Немало разочарований,
Немало тщетных ожиданий
В душе оставили свой след.

Но детские мечты всегда
С теплом в улыбке вспоминаем…
И мы своих детей обманем,
Даря им светлые года.

Считать до одного не так уж сложно
В массиве из нулей и единиц.
Здесь каждый первый загибает пальцы,
Склонившись над шуршанием страниц,
И чувствует уверенность подкожно
В причастности к ватаге первых лиц.
Гордыней ослеплённые страдальцы
Не верят Богу, низвергаясь ниц,
Но бьются насмерть о свою ничтожность,
И после даже не собрать крупиц,
И после ничего о них не вспомнить.
Одни нули в глазницах диких птиц
Мерцают верой, оттого, возможно,
Для крыльев нет препятствий и границ.
Стремящемуся смыслом быт наполнить
Без помощи Творца не обойтись.

Снег на ресницах.
Смотришь, как тонет в огнях
Город вечерний.

В парке гуляя,
Вспомнишь ли ты обо мне,
Дружбу поправшей?

Время не лекарь – палач:
Поздно мириться.
Тщетно твой символ ищу —
Бабочек снежных.

На самом деле не бывает перемен.
Константы, сущность не меняя вместе с формой,
Всё те же роли в мириадах старых сцен
Играют плоско и фальшиво, а взамен
Имеют вечность, тем довольствуясь, бесспорно.

В прямом эфире перекрёстки и года…
Смотреть не надо. Если правил нет – нет жизни,
Но ценный опыт будет ценным лишь тогда,
Когда он стоил непомерного труда.
И всё же толк и наставления излишни,

Поскольку каждый хочет быть себе творцом
И, эту жажду получив внутриутробно,
Покорно движим ею в жизни и притом
Считает выбор свой законом и венцом
Людской морали. Это факт, как ни прискорбно.

Ты можешь считать меня падшей:
В зрачках антрацитовых бездна
Промыта насквозь пустотой.
Мы стали несносней и старше.
Усопшим никак не воскреснуть,
Живые и так – сухостой.

С людьми не сумев найти лада,
Не сделать счастливей и краше
Свой быт ненавистно-смешной
Сынам поколения Садо.
Ты можешь считать меня падшей,
Но знай: ты такой же пустой.

Смешно и как-то неуместно
Судить о выборе пути
В конце тоннеля. Как известно,

Здесь принято молчать. Гляди:
На складках шёлковых ребрится
Холодный свет. Забудь, прости.

Настало время возродиться.

Шафрановые всполохи заката
На тронутых истомою часах.
Из памяти исторгнутый когда-то
Тот вечер всё же грезится во снах.

Тот вечер, полный шорохов и звуков,
Низвергнувших размеренный устой.
Безлюдный дом – пристанище злых духов,
Не просто оставаться в нём собой.

Безлюдный дом… тусклее свет сквозь шторы,
Фарфоровой миледи хитрый взгляд
Безумнее… и мнятся разговоры,
И явно о недобром говорят.

Враждебное с размытыми чертами
Сквозь стены проступает и пьянит.
Обнять кота с глазами шинигами,
Прислушаться, как пульс в висках стучит.