Алексей Полубота - Вечность

Соловки. Солёный шелест моря.
Строгое мерцанье тишины.
Зная, что страстей не переспорить,
Чтят обет молчанья валуны.

Утихает в сердце ветер хлёсткий.
За дерзанья, Господи, прости.
Низкие согбенные берёзки
Словно сестры на моём пути.

В облаках сверкнув пером огнистым,
Время замирает у черты…
Проступают в мареве волнистом
В вечность устремлённые кресты.

Соловки, Соловки,
Дали, дымно легки,
Овевают уставшую душу.
Соловки, Соловки,
Нет ни зла, ни тоски,
Если долго безмолвие слушать.

Как валун-полубог,
Что себя превозмог,
Став навек христианской святыней,
Так и вы, Соловки,
Невесомо чутки,
Над вселенской парите пустыней.

А может, я останусь навсегда
Солёным камнем; слушать песни моря.
И будет мне студёная вода
Подругой верной в радости и в горе.

И в оный день на мой замшелый бок
Присядет девушка с тоскою безголосой.
И будет, улыбаясь, гладить Бог
Прядь непокорную волос её белёсых.

И будут сосны весело звенеть,
В свои объятья принимая ветер,
И будет капелька брусники алой зреть,
Единственная для меня на свете.

На этом солнечном, сосновом,
На каменистом берегу
Брусникой зреющее Слово
В душе до срока берегу.

Вот рыжехвостым счастьем белка
Сверкает в воздухе – лови!
И компас безмятежной стрелкой
Зовёт к несбыточной любви.

Вздыхая, волны наплывают
На плечи тёплые земли,
И чайки, как печали, тают
В туманно-голубой дали.

Море, суровое море!
Крохотный островок.
С ветром безжалостным споря,
В скалы вцепился цветок.

Тоненький, голубоглазый,
Слушает грозный прибой…
Гордый смиряется разум
Рядом с такою судьбой.

Море Белое вздыхает.
А о чём – пойди пойми.
Чайка в звонкой дымке тает.
Дразнит, чёрт её возьми!

Безо всякой там утайки
Я могу, друзья, сказать,
Что хотел бы, как и чайка,
Зыбкой точкой исчезать.

Я хотел бы (прочь улыбки!)
Лёгким и крылатым быть,
Чтоб серебряную рыбку
Цепким клювом подхватить.

Чтоб, вдыхая моря свежесть,
Ощутить в груди простор,
Чтоб почувствовать, как режет
Даль морскую острый взор.

Как и море, я вздыхаю,
Вот пойди меня пойми:
Я, вздыхая, отдыхаю,
И неплохо, чёрт возьми!

Речка сёмгой серебристою
На порогах звонких плещется,
Где взмахнёт хвостом, там тысячи
Золотых сверкают брызг.
То ревёт, как будто сердится,
На камнях вскипая пеною,
А то вдруг воронкой солнечной
Улыбнётся берегам.

Лес над речкой неуёмною
Ни одной не вздрогнет веткою,
Паутиной шелковистою
Ловит позднее тепло.
На припёке разомлевшие,
Мхи брусникой алой светятся,
Слышат ели-чародейницы
Близкой осени шаги.

Светает. Таинство рыбалки
Я совершаю в оный час.
Полжизни, кажется, не жалко
За мой речной иконостас.

В реке мерцающие ивы —
Как лики явленных святых.
И я внимаю над обрывом
Пророчествам мужей седых.

На солнце вспыхнули верхушки,
Как свечи восковых дерев.
Проснувшись, робкая пичужка
Творит молитву нараспев.

И вот смотрю, тая дыханье,
Как тихо дрогнул поплавок.
Быть может, тайну мирозданья
В сей миг мне приоткроет Бог.

Кузнечики, кузнечики
распрыгались в траве.
Весёлые кузнечики,
как мысли в голове.

А я ловлю кузнечиков,
чтоб раз – и в коробок.
«Допрыгались, беспечные!
Вот я вас – на крючок!»

Поймаю на кузнечика
красавца голавля.
И вспыхнет краской вечною
стыдливая земля.

Сложу в суму заплечную
свой гаснущий улов
и песню про кузнечиков
сложу из бойких слов.

Кузнечики, кузнечики,
умолк весёлый звон.
А воды быстротечные
глубокий видят сон.

О, зелень лета!
О, синь озёр!
О, друг поэта,
ручной костёр!

Он лижет ветви,
как руки пёс,
а рядом светлый
мерцает плёс.

О, плеск форелий,
гуд комаров!
О, лапы елей, —
гамак ветров!

О, край, где небыль
звенит в тиши!
Где смотрит небо
в глаза души.

Мне снится край болотных слёз
И чахлых низеньких берёз.

Там бесприютный ветра вой
Над одинокою сосной.

Там неумолчные ручьи
О камни бьют тела свои.

Там к спинам грозных валунов
Прижалась беззащитность мхов.

Там редко птица пролетит,
Тот край пустынен и сердит.

Там редко утренней порой
Рассвет ласкается с землёй.

Я любил тебя, как солнце
над вершиной снежной сопки.
Мне тогда казалось: вовсе
отступил полярный мрак.

Я любил тебя, как небо
безответно-голубое.
Даже если громко крикнуть,
в тишине потонет крик.

Я любил тебя, как рощу
вьюгой скрученных берёзок,
в их стволах заиндевелых
обещание весны.