Роман Горовой - Мой взгляд

Бывает так, что приглашённый гость,
Беседуя со зрителем в эфире
Авторитет свой ставит под вопрос,
Речь заведя о родине, о мире.

Прилюдно выражая личный взгляд,
Как понимает с родиной любовь.
И оценив процент, чтоб сделать вклад,
Считает прибыль, потирая бровь.

Или прикинув, за какую ренту,
Смог бы отдать свою любовь в аренду,
А если нет. За что страну любить?
Конечно рвать с такой страною нить.

Чем интересны рассуждения,
В них нет и толики сомнения.
Растёт число адептов той «любви»,
Поверить, что предательство в крови?

Нет, есть же дом родной, отец, есть мать.
Что, неужели можно всё предать?
А как в глаза смотреть своим же детям?
Кто перед будущим за них в ответе?

Неужто не впитали с молоком,
Что родиной зовётся отчий дом
И не бывает для него цены на свете.
Он часть твоя, твой угол на планете.

Продашь, души не станет в теле,
Что горстка проклятых монет?
Не утопить их после в хмеле,
Поняв, что Родины то нет.

Да что себе, ответь-ка после дедам,
Им, кто зубами, вырвал День Победы.
За Родину, они ведь умирали!
Что, скажешь: «мы её продали».

Не нравится здесь жить, в краю родном,
Нет в этом Родины твоей вины,
Ведь жизнь свою, в ней, сами создаём.
Спроси себя, что сделал для страны.

Быль о героях вечна, в памяти народа,
Из уст в уста, передавалась по сто крат
И почитали на Руси, за знатность рода,
Кто, отдавая жизни, не искал наград.
Кто не склонил главы, не шёл врагу в угоду,
Герой сказаний тех, рязанский воевода,
Боярин, богатырь, Евпатий Коловрат.
Он ратным подвигом отмстил родимый град
И жизнь свою прожил по чести, не позорясь.

Душа дотла сгорела в пламени Рязани,
Сквозь пепел проглянул, холодной стали блеск.
Смотрела месть, с тоской теперь его
глазами.
Под стать дружине, те, кто был из этих
мест,
Был долг их перед жёнами, детьми, дедами.
К отмщению взывали голоса с небес,
Кто кроме них ещё, вставали брат за брата,
Пошли они на смерть, с дружиной Коловрата.

Ужасен на земле след полчища Батыя,
Кругом за ним разор, беда и кровь рекой,
Так пусть пожарища селений не остынут,
Пока не потеряет хан Батый покой.
Плохие вести от гонцов потоком хлынут,
Бьёт войско ратью малой витязь удалой.
Вдруг из засады, словно ураган нагрянет,
То юркою змеёю, в сердце хана ранит.

Желая витязя узреть, перед собой,
Хан дал батырам за него большую плату
И лучших воинов, за буйной головой,
Погибли все, рукой убиты Коловрата.
Вот день, о нём мечтал в дружине каждый вой
И не было для них теперь, назад возврата
Сошлась дружина насмерть, с ханскою ордой,
Чтоб окропить землицу рудой молодой.

Сорвался словно демон, с тоской расстался
взор,
Сторук стал воевода, в руках мечи, топор,
Расправил крепки плечи, и чуя смерть свою,
Врага вокруг увечил, кружася на краю…
Пусть не равны их силы, за правду им стоять,
Тянулись, из могилы, чтобы врагов достать.
Монголы окружили, их тысячи вокруг,
Знак, в оборону встать, подал Евпатий вдруг.

Кто жив был, те спиною встали в тесный
круг,
Чтоб не смогла на землю повалить стрела,
Держали меч в руке живых, душ сонмы рук,
Рубили, били, рассекая до седла.
И в сечи закрывал от смерти друга друг,
Стоял отряд, как неприступная скала.
Искали смерть они, и не подвластны страху,
В последний бой пошли, снимая с тел рубаху.

И ужас оковал врага: «что вы хотите?»
Ответ разрезал души: «с вами умереть».
Хан приказал тогда: «камнями завалите,
Против камней, им удержаться не суметь.
Пороки на гору, вон ту, скорей везите,
Оттуда буду их страдания смотреть».
Погиб в бою Евпатий, телом братьев
защищая,
Отдал для почестей его Батый, героя уважая.

Не умер Коловрат, он перешёл в века.
Стоит на страже, и когда приходит враг,
Берёт свой острый меч богатыря рука
И как лучами рассекает над отчизной мрак.

Быть в элите, армейских профессий,
Я мечтал, закрывая глаза,
Быть разведчиком, твёрдо всё взвесил,
Здесь моя боевая, стезя.

На войне, я, в далёкой пустыне,
В тыл заброшен, кругом, только враг,
На себя лишь, надеюсь отныне,
Погубить, может каждый пустяк.

Дни идут, выполняю задачу,
Корректирую бога огня
Чтобы выстрел был цели, назначен,
Чтоб не знал враг покоя, ни дня.

Я раскрыт, и НП мой, провален,
Раскалился в бою автомат,
Пусть песок, весь врагами завален,
Но их много, в их пользу расклад.

Вот и всё, басмачи окружают,
Мне сдаваться им в плен, не резон.
Взять живым, хотят меня, знаю
И себе, оставляю патрон.

Не ходить больше, видимо строем,
Пусть в казарме помянут друзья,
Как не хочется, быть мне, героем:
«Вызываю! Огонь… на себя!»

Весна над Сирией, кружат над пашней птицы,
Выклёвывая из её земли червей,
Жнецы войны, от них не спрятаться, не
скрыться,
Такая страшная работа у «грачей».

Чужое небо, ты, рождённый птицей,
Сражённый пламенем, сорвался с высоты.
Не ждёшь пощады, ненависть на лицах,
Сдавило сердце, комом пустоты.

Последний взмах и вырвался на волю,
Стряхнув с себя от взрыва, тела пыль.
Последний возглас, как прощанье с болью
И твоё имя, превратилось в быль.

В быль о героях, наших дней и дней вчерашних,
Что охраняют МИРА рубежи,
На дальних подступах, за Родину упавших,
Чтоб продолжалась дальше наша жизнь.

Прощай пилот, роман твой с небом не
окончен,
Вас именем твоим, связала высь,
Он и при жизни был, на зависть очень прочен,
Ведь ты всегда был, небом одержим.