Илья Эренбург - Стихи

Золотого века полнокровье.

Чем бы стала ты, моя земля,

Без опустошающей любови!

Да, любовь, и до такой тоски,

Что в зените леденеет сердце,

Вместо глаз кровавые белки

Смотрят в хаотические сферы.

Закипает глухо желчь земли,

Веси заливает бунта лава,

И горит Нерукотворный Лик,

Падает порфировая слава.

О, я тоже пил твое вино!

Ты глаза потупила, весталка,

Проливая в каменную ночь

Первые разрозненные залпы.

Январь 1922

Илья Эренбург. Стихотворения.

Москва: Советская Россия, 1982.

Как скучно в "одиночке", вечер длинный,

А книги нет.

Но я мужчина,

И мне семнадцать лет.

Я, "Марсельезу" напевая,

Ложусь лицом к стене.

Но отдаленный гул трамвая

Напоминает мне,

Что есть Остоженка, и в переулке

Наш дом,

И кофе с молоком, и булки,

И мама за столом.

Темно в передней и в гостиной,

Дуняша подает обед…

Как плакать хочется! Но я мужчина,

И мне семнадцать лет…

Март или апрель 1912

Строфы века. Антология русской поэзии.

Сост. Е.Евтушенко.

Минск, Москва: Полифакт, 1995.

Были липы, люди, купола.

Мусор. Битое стекло. Зола.

Но смотри – среди разбитых плит

Уж младенец выполз и сидит,

И сжимает слабая рука

Горсть сырого теплого песка.

Что он вылепит? Какие сны?

А года чернеют, сожжены…

Вот и вечер. Нам идти пора.

Грустная и страстная игра.

Илья Эренбург. Стихотворения.

Москва: Советская Россия, 1982.

Умрет садовник, что сажает семя,

И не увидит первого плода.

О, времени обманчивое бремя!

Недвижен воздух, замерла вода,

Роса, как слезы, связана с утратой,

Напоминает мумию кокон,

Под взглядом оживает камень статуй,

И ящерицы непостижен сон.

Фитиль уснет, когда иссякнет масло,

Ветра сотрут ступни горячей след.

Но нежная звезда давно погасла,

И виден мне ее горячий свет.

Илья Эренбург. Стихотворения.

Москва: Советская Россия, 1982.

Нет, не забыть тебя, Мадрид,

Твоей крови, твоих обид.

Холодный ветер кружит пыль.

Зачем у девочки костыль?

Зачем на свете фонари?

И кто дотянет до зари?

Зачем живет Карабанчель?

Зачем пустая колыбель?

И сколько будет эта мать

Не понимать и обнимать?

Раскрыта прямо в небо дверь,

И, если хочешь, в небо верь,

А на земле клочок белья,

И кровью смочена земля.

И пушки говорят всю ночь,

Что не уйти и не помочь,

Что зря придумана заря,

Что не придут сюда моря,

Ни корабли, ни поезда,

Ни эта праздная звезда.

Илья Эренбург. Стихотворения.

Москва: Советская Россия, 1982.

Дождь в Нагасаки бродит, разбужен, рассержен.

Куклу слепую девочка в ужасе держит.

Дождь этот лишний, деревья ему не рады,

Вишня в цвету, цветы уже начали падать.

Дождь этот с пеплом, в нем тихой смерти заправка, Кукла ослепла, ослепнет девочка завтра, Будет отравой доска для детского гроба, Будет приправой тоска и долгая злоба, Злоба – как дождь, нельзя от нее укрыться, Рыбы сходят с ума, наземь падают птицы, Голуби скоро начнут, как вороны, каркать, Будут кусаться и выть молчальники карпы, Будут вгрызаться в людей цветы полевые, Воздух вопьется в грудь, сердце высосет, выест.

Злобу не в силах терпеть, как дождь, Нагасаки.

Мы не дадим умереть тебе, Нагасаки!

Дети в далеких, в зеленых и тихих скверах,Здесь не о вере, не с верой, не против веры, Здесь о другом – о простой человеческой жизни.

Дождь перейдет, на вишни он больше не брызнет.

Илья Эренбург. Стихотворения.

Москва: Советская Россия, 1982.

Наши внуки будут удивляться,

Перелистывая страницы учебника:

"Четырнадцатый… семнадцатый… девятнадцатый…

Как они жили!.. Бедные!.. Бедные!.."

Дети нового века прочтут про битвы,

Заучат имена вождей и ораторов,

Цифры убитых

И даты.

Они не узнают, как сладко пахли на поле брани розы, Как меж голосами пушек стрекотали звонко стрижи, Как была прекрасна в те годы Жизнь Никогда, никогда солнце так ярко не смеялось, Как над городом разгромленным, Когда люди, выползая из подвалов, Дивились: есть еще солнце!..

Гремели речи мятежные,

Умирали ярые рати,

Но солдаты узнали, как могут пахнуть подснежники За час до атаки.

Вели поутру, расстреливали,

Но только они узнали, что значит апрельское утро.

В косых лучах купола горели,

А ветер молил: обожди! минуту! еще минуту!

Целуя, не могли оторваться от грустных губ, Не разжимали крепко сцепленных рук, Любили – умру! умру!

Любили – гори, огонек, на ветру!

Любили – о, где же ты! где?

Любили – как могут любить только здесь, на мятежной и нежной звезде.

В те годы не было садов с золотыми плодами, Но только мгновенный цвет, один обреченный май!

В те годы не было "до свиданья",

Но только звонкое, короткое "прощай".

Читайте о нас – дивитесь!

Вы не жили с нами – грустите!

Гости земли, мы пришли на один только вечер.

Мы любили, крушили, мы жили в наш смертный час, Но над нами стояли звезды вечные, И под ними зачали мы вас.

В ваших очах горит еще наша тоска.

В ваших речах звенят еще наши мятежи.

Мы далеко расплескали в ночь и в века, в века Нашу угасшую жизнь.

Март 1919

Илья Эренбург. Стихотворения.

Москва: Советская Россия, 1982.

Был тихий день обычной осени.

Я мог писать иль не писать:

Никто уж в сердце не запросится,

И тише тишь, и глаже гладь.

Деревья голые и черные – На то глаза, на то окно,Как не моих догадок формулы, А все разгадано давно.

И вдруг, порывом ветра вспугнуты,

Взлетели мертвые листы,

Давно истоптаны, поруганы,

И все же, как любовь, чисты,

Большие, желтые и рыжие

И даже с зеленью смешной,

Они не дожили, но выжили

И мечутся передо мной.

Но можно ль быть такими чистыми?

А что ни слово – невпопад.

Они живут, но не написаны,

Они взлетели, но молчат.

Илья Эренбург. Стихотворения.

Москва: Советская Россия, 1982.

Я знаю: будет золотой и долгий,

Как мед густой, непроходимый полдень,

И будут с гирями часы на кухне,

В саду гудеть пчела и сливы пахнуть.

Накроют к ужину, и будет вечер,

Такой же хрупкий и такой же вечный,

И женский плач у гроба не нарушит

Ни чина жизни, ни ее бездушья. ‹1940›

Илья Эренбург. Стихотворения.

Москва: Советская Россия, 1982.

Был час один – душа ослабла.

Я видел Глухова1 сады

И срубленных врагами яблонь

Уже посмертные плоды.

Дрожали листья. Было пусто.

Мы простояли и ушли.

Прости, великое искусство,

Мы и тебя не сберегли!