Александр Мартьянов - Три цвета

В квадратном метраже.

В квадрате номер семь

И в цели номер три –

Правительственных схем,

Программных эйфорий.

Мой каменный Содом!

В двухтысячном году,

Как жертву, в этот дом,

Наследника введу.

* * *

Сестра, Надежда, ты больна?

Молчи! Я вижу по глазам.

Да, ты для счастья рождена,

Но счастье достаётся нам.

Твой дом – как бедная страна.

Жильцы, не ведая о том,

Всем говорят: «Она больна».

И мне велят: «Покиньте дом!»

«Не верьте вы её глазам:

Весь мир ей – бредни да игра…»

Пойдите прочь! Я знаю сам.

Прости, прости меня, сестра!

Провинциальный дневник

Живу в провинциальном городке,

Томлюсь от зимнего тяжёлого покоя.

Здесь жизни нет! В бессмысленной тоске

Гляжу на улицы купеческого кроя…

И чувствую в себе другую жизнь,

Но и как будто жизни этой трушу.

Как тот игрок, что, промотавшись вдрызг,

Пустой надеждой утешает душу.

«В столицах шум», а милый городок

Тихонько улыбается – не слышит.

Пускает в небо свой печной дымок,

И кажется ему, что тоже дышит.

Но жизни нет. И видится, как мир

Вращается помимо этих улиц,

А жители в плену своих квартир

Ждут, чтобы времена перевернулись.

О, если б мог я что-то изменить.

Раздвинуть эти улицы и зданья,

Изношенные души заменить,

Спокойствие привычного сознанья.

Я помню, как в иные времена,

У старого родительского дома,

Мне вся была вселенная видна,

Томила сердце мудрая истома.

Я помню пыл мальчишеских ватаг,

Бои «спартанцев» нашего квартала.

Святую честность юношеских драк,

За то, чтоб подлость не торжествовала.

И как потом, однажды повзрослев,

Я в роли Прометея встал на сцену,

И вверх горящий факел свой воздев,

Почувствовал всей жизни перемену…

Так я прозрел! Но сколько надо сил,

Чтоб в жизни устоять и не сломаться.

О, сколько раз себе я говорил:

Ты должен человеком оставаться…

* * *

В. Касимову

1.

Провинция не любит музыкантов,

Считая, что она не для талантов.

Да только в жизни есть всему причина:

Татарка родила однажды сына

И молвила, взяв на руки ребенка:

– Вах! Музыкант…

Кричи, мой мальчик, звонко!

2.

В какой-то из хрущевских коммуналок

Он жил и рос под наши голоса.

И уходил в одну из музыкалок,

И гаммы бил по тридцать три часа.

Мы слушали гармонию сквозь стены.

Тревожился от этого народ.

А у него, порой, сжимало вены

И пальцы холодели словно лёд.

3.

Все движется на свете как-нибудь.

Провинция – и та пришла в движенье!

И стала к небесам дома тянуть.

Заговорив о долге и служенье…

Пришла пора нам думать о душе.

Принять себе обличье человека.

Все прочее как будто есть уже –

Не достаёт культурного отсека…

И взор наш обратился в мир другой:

Что десять лет жил рядом за стеной.

Где музыкант без музыки не может

И коммуналку гаммами тревожит.

Пришла пора и нам платить долги.

Хотим живьём послушать музыканта.

Он счастлив, что мы нынче не враги,

А тоже – соучастники таланта…

4.

Ну, музыкант, коснись клавиатуры.

И мы хотим попробовать культуры.

Давай, маэстро! Не волнуйся – что ж:

Тревожь сограждан музыкой, тревожь.

Посвящение Глазову

Маленький дымящий

Тополиный город.

Хоть ненастоящий,

А ведь тоже дорог!

Вечерний монолог

Стою перед зеркалом пьян…

– Хорош! Ну, хорош же, собака!

И голову сунул под кран –

Да не полегчало, однако.

Ах, если бы видела мать.

Но, впрочем, не в этом и дело.

Ну сколько же можно так лгать,

Хоть все это осточертело!

Все вышло «за круги своя!»

Ни радости жизни, ни веры.

Ах, мама, твои сыновья

Устали от вечной химеры.

Прости мне душевный изъян,

Прости мне пустое служенье.

Стою перед зеркалом пьян –

И вижу своё отраженье…

Черновик

Когда экзамены я сдал,

И аттестат вручила школа –

Я верил в некий идеал

И знал награды комсомола.

А также думал я: пока

До идеала не дожиться,

То жизнь моя – как бы страница

Ненужного черновика.

Я верил: заживу потом –

Когда достигну совершенства.

И ждал, когда пошлёт блаженства

Судьба сама в наш общий дом…

Я совершенства не достиг.

Но не испытываю жалость.

Все в жизни верно оказалось.

Вернуть бы мне свой черновик…

Баллада о третьем

другу Н. Елисееву

Фотографии жёлтый цвет –

Прокатились двенадцать лет.

Три товарища, три птенца –

Три улыбочки в пол-лица.

Ах, улыбку сотрут года:

Постучится ещё беда.

Но один – бедовитей всех:

Потянуло его на грех…

Отмотал он двенадцать лет

И вернулся на вольный свет.

Три тюрьмы, три состава дров.

В тридцать лет – под отцовский кров.

Замотался, забился птенец:

– Разучился я жить, отец!

Потянула его земля –

Захлестнула горло петля.

Три товарища, три птенца –

Три дороженьки от крыльца.

Мальчик в маечке и трико,

Далеко ты теперь, далеко.

Два товарища где твоих –

У бараков спроси своих…

* * *

Нас упрекают в праздности и лени,

Забыв, что мы сыны своих отцов.

Но верю я, что наше поколенье

Талантливых отыщет храбрецов.

* * *

За работу, братцы, за работу!

Мне – уже бездельничать невмочь.

Мыслей застоявшихся пехоту

Гнать и гнать на марше день и ночь.

* * *

В международном аэропорту,

Где много всевозможного комфорта,

Я вспомнил вдруг иную простоту:

Тот старенький забор аэропорта.

Где за «колючкой» – наш аэродром:

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.