Герман Садулаев-Готский - Серебряный кодекс. Стихи

Прощай, убийца с прекрасным ликом!
Орлом испуганным в облаках
Ты видишь горе равнин великих,
Где ветер твой развевает прах.
Приходит ночь. Из сараев ветхих
Выходят крысы на свет луны,
Деревьев тёмных сухие ветки
Как лапы страха висят, длинны.
Кусты цепляются за идущих
Тропинкой пыльною вдоль кустов,
И, знак обычный дорог пастушьих,
Навоз коровий в траве густой.
Бездомный пёс одиноко лает,
Окно закрыло усталый глаз,
И только синей свечой пылает
В степи далёкой попутный газ.
Скрипит несмазанная калитка,
Луны крупица упала в чай.
Прощай, убийца с прекрасным ликом,
Убийца демонов, прощай.

Никто ни в чём не виноват.
И мы ни в чём не виноваты.
Я присягал на газават,
Но жизнь дороже всякой клятвы.
Не полумесяц и седло,
А кресло и ночная лампа,
И кот, которому тепло,
Держать меня в мохнатых лапах.

В ручейке бежит вода,
Жизнь и смерть не навсегда.
Вырастем, состаримся,
А потом расстанемся.
Если встретимся опять,
Как смогу тебя узнать?
Каждый в новом облике,
А душа – на облаке.

Смутная ночь. Выхожу на балкон.
Не спится. Должно быть, нервы.
Сердце моё – яблоко.
Милая, с тех пор как ты ушла,
В нём завелись черви.

В Казани сон намазан мёдом.
По глади озера Кабан,
Под серебристым небосводом,
Плывёт ночной катамаран.
Парит луна над минаретом,
Печальный ноет муэдзин,
И продавец с лицом поэта
Не закрывает магазин.
В запретный час, не зная страха,
Презрев и Сунну, и закон,
Забыв веления Аллаха,
Своим вином торгует он.
Не пробивая чек на кассе,
Мою подругу увидав,
Глазенки закатив от страсти,
Ощерившись, как волкодав,
Сказал он тихо, пьян, накурен,
Испив суфийский транс до дна:
В раю немало чётких гурий,
Но у тебя здесь есть одна.
Ты должен жить и быть счастливым,
Не торопись отсюда в рай!
Мы взяли сыр, вино и сливы.
И пить отправились в Сарай.

Агентство ритуальных эскорт-услуг
Предлагает элитных плакальщиц на похороны.
Молодой ландшафтный дизайнер ебошит лук.
На лугу лежит партизан. Бережёт патроны.
Тула, Тула! Латунная пастила!
Бастурма раздутого самовара!
Ты ластишься телом голым, в чём мать родила,
К воронённым стволам равнин монголо-татаров.
Есть на улице Лысого ласковый твой стриптиз,
А на площади Ленина Кремль распилен как пряник,
И вроде всё в тебе здорово, вроде бы всё зашибись,
Только чем-то неведомым сердце безжалостно ранит.
То ли это ветры степные летят, звеня,
То ли рыцарь слепой ползёт к своей Ultima Thule.
Если было бы девять кошачьих веков у меня,
Я хотел бы прожить один обязательно в Туле.

Эта блядская вечная осень.
Лучше бы снег и в сугробах машины.
Помнишь год две тысячи восемь?
Кажется, было так же паршиво.
Впрочем, тогда ещё была, эта,
Как её, всё время забываю, надежда!
Теперь нету. И вряд ли мы доживём
до нового лета,
И зубы не вырастут,
и рубль не будет таким твёрдым
как прежде.
Это не очень удачная рифма.
Нормальная, но слегка потаскана.
Говорят, повысят ЖКХ тарифы
И отнимут звание народного артиста
у Николая Баскова,
Звание народного артиста Чеченской Республики.
И кто-то снова на Соловки, а кто-то уже в Бутырке.
Кому-то опять достанутся материальные бублики,
А нам с тобой, как всегда, духовные дырки.
Дырки, говорят, всё же лучше, чем скрепы,
А дырокол безопаснее, чем скоросшиватель,
Не бином Ньютона, проще пареной репы
Наша с тобой судьба, дорогой читатель.
Нам осталось-то лет десяток,
Дальше всё, на заслуженную пенсию.
Нас никогда не возьмут в десантники,
И Виктор Цой не споёт нам бодрую песню.
И самого Виктора Цоя давно нету,
Жил быстро, умер правильно – молодым.
Если бы мы вдруг дотянули до нового лета,
То рискнули бы. Поехали отдыхать в Крым.
Крым наш. Это весьма отрадно.
Но такое случается только однажды,
а дальше как жить?
Может быть, стоит вернуть Крым обратно,
Чтобы ещё раз весело присоединить?
Или, давайте присоединим что-нибудь другое.
Вернём эту землю себе, как завещал Будда.
Начнём с Петербурга. И по самое Бологое.
А в другую сторону – до самого Чудова.
Присоединим воронежскую губернию,
Коми возьмём, а Коми —
она больше, чем Франция!
И такой вот манерою постепенною
Присоединим к Крыму
всю Российскую Федерацию.
Москву будет присоединить непросто.
В Москве очень много пятой колонны.
Пообещаем им перспективы экономического роста,
И что не будем сжигать,
как какие-нибудь Наполеоны.
Вползём тихо, вежливо, как амбарная мышь,
Невидимо, как газ по дну Чёрного Моря в Турцию,
И только потом рассупонимся как Тохтамыш.
И внезапно – введём в действие
Российскую Конституцию.
Отдаю себе отчёт: это будет непопулярный шаг,
Ведь все уже привыкли к адатам и шариату,
И каждый спустившийся с гор молодой ишак
Захочет устроить нам и майдан, и Раду.
Но и мы ведь тоже нрава весьма сурового,
Не пальцем деланы, не в носу выковыряны.
Мы призовём архистратига Стрелкова,
Чтобы он пронзил копьём змея-кургиняна.
Сарынь на кичку! Говорят, это клич половцев.
Так скрипят половицы под русскими сапогами,
Так стонут жёны болгар и всяких литовцев
Когда мы шагаем белыми вдаль снегами.
Да только нет снега. Грязь. Блядская осень.
Уже замело бы, завьюжило! Нету мочи!
Ты помнишь, друже, год две тысячи восемь?
Я тоже не помню.