Сауле Калдыбаева - Волшебник, научивший ждать

Саша испуганно схватила куклу:

– Ладно, Софико, что ты так кричишь, возьму. Но дам тебе за нее деньги!

Мы снова зажмурились и заткнули уши. И были правы. Попытаться всучить деньги девочке, отстоявшей в очереди в «Детском мире», чтобы купить 18 (!) детских комбинезонов разных размеров всем своим племянникам, братьям, сестрам и детям соседок во дворе, было непростительной самонадеянностью.

Через несколько дней Софико хвасталась купленными в ГУМе чешскими брошками с разноцветными красивыми камешками – девочки смотрели сквозь брошки и молчали.

– Что? Не понравилось? – спросила недоверчиво Софико.

В детстве возмущалась: зачем женщинам эти два уродливых отростка – грудь, она же всем только мешает! Спросила папу с мамой. Мама сказала, что с грудью лучше и красивее. Папа взял чашку со стола и не отрываясь пил из нее чай, пока я не ушла из кухни.

Баран, купленный для какого-то большого события, стоял у нас на балконе третьего этажа. Ел траву и пил воду из эмалированной чашки. Как раз внизу, под балконом, проходил мальчик – сосед с первого этажа, мы иногда его дразнили. И баран копытом опрокинул большую чашку с водой на мальчика. Тот обиделся и долго не разговаривал.

Я-то при чем.

Помню, как мы похоронили мышку во дворе. Поплакали над маленьким трупиком, попредставляли вслух, какой она была, наверное, при жизни живой и быстрой, и закопали тут же – напротив подъезда. Сверху украсили холмик разноцветными стеклышками.

Наш сосед был зэком со стажем. Пока сидел очередной раз в тюрьме, его мама умерла, а в квартире жили временно другие люди. Перед его освобождением они съехали. А сосед вернулся. Когда он подходил первый раз после заключения к нашему дому с небольшой сумкой, медленно, неуверенно, бабушки на обеих скамейках, мы, дети, игравшие во дворе, дядя Ваня с первого этажа, куривший под козырьком подъезда, отвернулись. Единственным человеком, кто с волнением в голосе поздравил с выходом, пожал руку, обнял и постоял с минуту, крепко обнявшись с соседом, был мой папа.

– Зачем ты его обнял, он же плохой? – спросила я тогда, не понимая.

– Любому человеку важно, чтобы дома его кто-то ждал, – ответил не сразу, подумав.

Стала тоже здороваться. Знаю почему.

За мной, старшеклассницей, в вечернем автобусе увязался наглый тип. Вышел на одной со мной остановке и пошел следом, дыша перегаром, выкрикивая вдогонку чтото вроде «все равно не убежишь!», пытаясь ухватить меня за руку.

Я уже ускорила шаг, готовая сорваться на бег, как откуда-то рядом со мной материализовался другой парень – видимо, из того же автобуса.

«Ну вот, еще один!» – подумала я, не зная, чего ждать от нового попутчика, крепкого на вид, спортивного телосложения – гораздо более спортивного, чем мой преследователь в приталенной рубашке. Он молча пошел рядом, почти плечом к плечу, ни слова не говоря. Просто шел рядом.

Изредка он оглядывался, окидывая спокойным, невозмутимым взглядом продолжавшего плестись сзади преследователя.

Так и шли втроем по безлюдной вечерней алма-атинской улице: сзади, выкрикивая чтото, подвыпивший хулиган, а рядом – молчаливый, но… такой надежный незнакомец.

Когда этот тип сзади, видимо оценив свои неутешительные шансы в возможной драке или решив, что этот парень со мной, наконец отстал и растворился где-то по дороге в ночи, мой попутчик так же молча и уверенно свернул на другую улицу.

У меня их была большая стопка – «школьных» писем, записок и телеграмм. Выбросила. Я там отличница в очках: «Ни шагу назад, ни шагу на месте, а только вперед с товарищем вместе!» Подруги писали в основном о проведенном лете и планах на жизнь, а мальчики – обычно стихи. Мастер спорта по боксу, с которым всего один раз сходила в кино, писал почти каждый день длинные письма со старательно выписанными из сборников Блока, Есенина, Пушкина, Фета стихами: «Я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем…», а потом без отступлений и пробелов: «Ну как? Понравился стих?» И с обязательной припиской в конце: «Жду ответа, как соловей лета!»

Я написала ему как-то: «Все. Хватит, не пиши больше, надоел ты со своими стихами». Через пару лет подруга позвала зайти на матч по боксу во Дворец спорта, и я увидела его на ринге. Кровью был залит и пол, и обе майки – его и противника, а он бился, не чувствуя боли, как зверь.

А в жизни – стеснительный. Соловей.

В большом пятиэтажном доме ласточкам больше всех понравился балкон нашей детской.

Я училась в школе, шел дождь, и за один день они свили гнездо – две ласточки. Я видела весь процесс строительства, наблюдая из-за стекла и изредка выходя на балкон, когда птиц рядом не было, чтобы не спугнуть, смотрела, на какой стадии ласточкин дом.

Они лепили гнездо из грязи и глины, которой было много в большой луже на еще незаасфальтированной дороге возле дома. Подлетали к луже очень низко, хватали клювом маленький комок и летели обратно на балкон. В ход шли еще соломинки и листья, наверное нечаянно захваченные вместе с грязью.

Слепили крепкое гнездо за один день.

С тех пор мы старались разговаривать тише, чтобы ласточки не выбрали другой балкон. А потом появились птенцы, и мы стали просыпаться каждое утро под «детский» гомон. Их родители теперь с утра до вечера были заняты добычей червяков для своей молодой семьи.

Все как у всех. К счастью.

В школе в первый раз неудачно прыгнула через козла – слетела вниз головой и больно стукнулась. А второй, третий и десятый – добегала до него и не могла заставить себя прыгнуть снова. Было страшно, что опять упаду. Впереди еще ждал экзамен на оценку – прыжок через козла.

Полночи перед экзаменом прокручивала мысленно, как на кинопленке: вот я разгоняюсь, подбегаю к своему врагу, а он такой большой и черный, опираюсь на него руками и… перепрыгиваю! С каждым разом козел рос и рос в моем воображении, становясь все больше и больше.

Утром захожу, как перед расстрелом, в спортзал и… что это? Вместо огромного грозного козла в левом дальнем углу нашего просторного спортзала стоит маленький, тщедушный козленок на тоненьких ножках.

Прыгнула на пять – легко и свободно. Делов-то.

Знакомая рассказала из ряда вон выходящий случай: услышав новость о новом высоком назначении ее мужа, его друг неожиданно густо покраснел.

– Завидует, а еще друг называется! – рассказывала она с негодованием.

Вспомнила себя в детстве.

– Кто разбил вазу? – спросила мама строго.