Игорь Бушуев - Хронометр. Издание группы авторов под редакцией Сергея Ходосевича

ЕЛЕНА МЕЛЬНИЧЕНКО

Страх

Страх… Нет, не страх… Дикий ужас завладел всеми клеточками её тела. Завязался узлом где-то внизу живота и парализовал.

Широко распахнутыми от ужаса глазами она смотрела на чудовище, боясь пошевелиться. «Мамочки, какой монстр. Просто огромный! Что делать? Что мне делать? Бежать? Нет, нельзя поворачиваться к нему спиной. Он тогда может на меня прыгнуть и укусить. Не закрывай глаза, Марина, не теряй бдительность. Твои два глаза против его восьми… М-да, шансы не равны… Что же делать? Ой, мамочки! Он ко мне идёт! То есть, ползёт! На своих жутких восьми лапах! Я сейчас в обморок грохнусь. Нельзя, Марина, держи себя в руках! Иначе будешь съедена этим чудовищем! Ноги не слушаются, руки трясутся. Что же делать? Что делать? Кричать? Точно! Надо на помощь позвать! Дима! Димка!»

Узел первобытного страха, добравшись до груди, обвился вокруг сердца, заставив его рваться из груди сильнее, затем медленно пополз к горлу, покрутился там немного, перехватывая дыхание и, наконец, развязался, высвобождая дикий крик.

– Ди-и-и-и-има-а-а-а-а-а!

Спотыкаясь о порог, Дима вылетел в коридор, ударился лбом о косяк.

– Ах, ты ж… Мариш, ты чего так орёшь?

– Димка! Он меня съесть хочет! – Марина юркнула за широкую спину мужа.

Маленький паучок заметался по коридору. Так и не найдя места, где можно было бы спрятаться от жуткого звука, вибрирующего во всех лапках, он забился в угол и стал готовиться к скорой смерти.

«Вот надо было мне выползти именно сейчас и именно сюда! Но я же не знал, что тут будет этот большой и громкий монстр! Бр-р-р, жуткий какой! Ну всё, сейчас меня прихлопнут. Прощай, моя любимая паутинка! Нам было хорошо вместе».

– Так, Мариш, иди в комнату, я разберусь с ним.

Марину не пришлось уговаривать. Она влетела в комнату, с разбегу запрыгнула на кресло и с головой накрылась пледом. Дима взял половую щётку, медленно подошёл к застывшему от ужаса паучку и осторожно замёл его на совок. Он вышел на улицу и стряхнул паучка на землю.

– Эк тебя угораздило к нам в квартиру попасть, бедолага. Беги, и больше к нам не забредай.

Паучок пристально посмотрел на Диму четырьмя парами глаз, развернулся и помчался со всех ног в подвал к своей любимой паутинке.

– Марина, можешь вылезать. Убил я твоего дракона.

Марина откинула плед, огляделась по сторонам, убеждаясь, что монстра больше нет. Она облегчённо вздохнула и улыбнулась.

– Ты мой рыцарь!

Увидев пульсирующую шишку на лбу мужа, она легонько коснулась её своими прохладными пальчиками.

– Больно?

– Ерунда! Шрамы, полученные во время спасения принцессы из лап дракона, лишь украшают рыцаря.

Марина обвила руками шею мужа, благодарно целуя его в щёку. И тут увидела его… Он тихонечко спускался на тонкой ниточке с потолка в поисках своего товарища.

– Ди-и-и-и-и-има-а-а-а-а-а-а-а!

Наша история

Наша память- это архив, при помощи которого мы можем отправляться в путешествие в собственное детство, яркие события в стране и не забывать о подвигах своего народа.

Наша группа открыта не только для поэтов, писателей и художников, но и историков.

Свое суждение о прошлом на Руси читайте в подготовленной для нас статьи известного в ВК и ФБ знатока истории Дмитрия Казакова

ДМИТРИЙ КАЗАКОВ

Понятие «чести» у русских дворян XVII века.

«Многие исследователи полагают, что понятие чести в русском обществе XVII в. сводилось лишь к понятию родовой чести, понятия же личной чести не существовало. Другие же считают, что понятие чести «проникало во все служилое сословье почти до самых его низов». Род и родители действительно играли немаловажную роль в положении на иерархической лестнице и, следовательно, степени «честности» того или иного лица. Само оскорбление служилого человека воспринималось как оскорбление его родителей и наоборот. В середине века при написании по выбору иногда требовалось подтверждение членов рода о принадлежности выборного именно к их роду. Так, в январе 1650 г. челобитную о написании по выбору подал новоторжец Пимен Савельев сын Орлов. Он писал о том, что служит рейтарскую службу с окладом в 350 четвертей, по дворовому списку служит 18 лет, «а родители мои, Белемишевы и Орловы, служат тебе, государю, в стольниках и в стряпчих и во дворянех по московскому списку». П. Орлов указывал на свою службу в Ливнах и Белгороде и строительстве Белгородской черты. На подлиннике челобитной имелись подписи Андрея Васильева сына Орлова, Федора Григорьева сына Орлова, Дмитрия Иванова сына Орлова, Бориса Иванова сына Орлова, которые свидетельствовали «в том, что он, Пимин, наш Орлов». Такие подтверждения, вероятно, стали требовать, поскольку поступали челобитные о проникновении в выбор неродовитых людей.

Особенно заботились о чистоте своих рядов новгородцы. В декабре 1642 г. новгородец Деревской пятины Н. Мещерский подал челобитную с жалобой на вновь поверстанных в 1641 г. по той же пятине Якима и Льва Аристовых, которые, по его мнению, ложно назвались детьми боярскими, утверждая, что дед их, Дмитрий Гурьев сын Аристов, служил по смоленскому списку. На самом же деле, как утверждал Мещерский, они были сыновьями крестьянина Аркажа монастыря Куземки (прозвище Собинки) Дмитриева и так и записаны в монастырских книгах. Мещерский требовал исключить их из списков («по их искони вечной крестьянской природе») и назначить расследование, полагая, что они «искупили» себе запись в десятне в детях боярских, чтобы, как он полагал, «с родители своими твоей государевы службы не отбыть». В феврале 1643 г. из Разряда в Новгород была отправлена грамота по этому челобитью с предписанием «сыскать», действительно ли такой факт имел место. В 1643 г. челобитную аналогичного содержания подал новгородец Водской пятины Иван Колобов о вновь поверстанных в Новгороде детях псковского псковского посадского человека Воина Бутырского, Федоте и Иване, которые с этой целью даже подделали текст новгородской десяти 114-го (1606) года и назвались детьми Воина Осеева. По этому поводу была подана и коллективная челобитная новгородцев. После проведения расследования в Разряде было решено вычеркнуть имена этих Осеевых из десятен и списков, о чем в августе 1643 г. также отправили грамоту новгородскому воеводе.

В 1678 г. воевода Великих Лук И. Нащокин излагал содержание присланного ему указа из Разряда: «велено… Новгородского полку городов у дворян и у детей боярских полковые службы и розных строев у нетчиков полку касимовского царевича Василья Араслановича с товарыщи, которые по последнему смотренному списку… написаны в нетех, отнять чести, у выборных выбор, у дворовых дворовой, да у них же, выборных и у дворовых, убавить окладов…». Как видим, выборный и дворовый чины воспринимались как честь, а неупоминание их, или «прописка», – как бесчестие. Как бесчестье воспринималось и назначение (выбор) на ту или иную службу, например, в нарядчики или знаменщики не в соответствии с социальным положением. В 1638 г. новгородец Я. Зверовский жаловался на то, что его выбрали в нарядчики, а он имеет дворовый чин и никогда он в таких «позорных статьях» не был. Причиной такого выбора и недоброжелательства к себе Зверовский считал обычную зависть. Он был на службе под Смоленском, ранен в бою и взят в плен, где провел полтора года. По выходе из плена Зверовский был пожалован по дворовому списку и «поместным окладом». Теперь же его «семьями и заговорами по недружбе, которые з твоей государевы службы съехали ис под Смоленска, рняся тому, что я, холоп, за службишко пожалован, а они не пожалованы, и мимо, государь, прежних нарядчиков и знаменщиков выбирают во всякие позорные статьи». Отсутствие понимания в Новгороде заставило Зверовского даже переписаться по Владимиру, где у него было поместье.