Роман Уперчук - Рыцарь в сверкающих доспехах. Сборник поэзии и прозы

Мой друг, будь спокоен: ты не одинок.
Когда от тебя отрекаются люди,
Взгляни, как сияет рассветом восток
И море цветов нежной ласкою будит.

Послушай, что шепчет, волнуясь, трава
Бегущему к речке проворному ветру.
Приляг, пусть небесная синева
Печаль да тревогу в душе одолеет.

Отдайся в объятья ползучей волны,
Смелее, она холодна лишь на ощупь.
И к ней под покров с головою нырни —
С груди камень дивным путем будет сброшен.

Пусть ярким фонтаном искрится огонь —
Его теплоты людям так не хватает.
Но на ночь его ты тихонько укрой,
Не то от обиды он яростным станет.

Твой голос услышит стареющий лес
И щедро своим одарит наставлением.
А как высоко снег на гору залез,
Чтоб лучше узреть звезд далеких движение?

Природа утешит верней, чем вино,
И имя твое никогда не забудет.
Мой друг, будь уверен: ты не одинок,
Когда от тебя отрекаются люди.

Зачем дарить бесплотных обещаний?
Кривить душой про высший идеал?
Я игр в чувства людям не прощаю,
Я никогда не понимал,

В чем толк сперва приблизиться к святыне,
Затем устроить ей шутя коллапс?
Как небо птице, юмор мне стихия,
Да вот, друзья, не в этот раз.

Уходи, не теряй со мной ценное время.
Кто ушел – те давно уже счастье нашли.
Не губи свои девственно-хрупкие нервы,
Не понять тебе в бисер священной игры.

Боль и ненависть – суть моя в мире ментальном,
Это месиво мне все трудней удержать.
Ты заденешь, уверен, нестойкие шрамы,
А потом ненарочно их вскроешь опять.

Уходи, есть кругом кавалеры попроще,
Им проходу невесты давать не хотят.
Будут дети у вас, будет дом в старой роще.
Мне оставь одиночества приторный яд.

Ты взаимно меня никогда не полюбишь,
Так зачем же плодить горький самообман?
Уходи. Я железную дверь притворю лишь,
И тебя, вздохнув, скроет ленивый туман.

Майский вечер. Закат остывает.
Мирно спит пожилая скала.
Разбивает себя беспрестанно
О задумчивый берег волна.

Мы мечтали на нижней ступеньке.
Правда, каждый о чем-то своем.
Крики чаек, морское шипение
Нам блаженство сулили вдвоем.

Я свой план не вынашивал долго,
Но готовился целых два дня.
Как волшебница лютого волка,
Приручила девчонка меня.

Прежде я о любви и не думал,
Чувств глубоких и знать не желал.
Много женщин красивых и юных
Я встречал и тотчас забывал.

Но явилась она, как захватчик,
Проблеск света в пещере глухой.
Привязался я к ней, будто мальчик,
И не знал с той минуты покой.

Размышлял я: пора от завязки
К кульминации сделать свой шаг.
Больше в мире всего я боялся,
Что расценен он будет не так.

Тихо ей прошептал лишь три слова…
…И молчанье услышал в ответ.
Эх, она же была не готова,
Я же все схоронил в тот момент!

И один я остался на пляже,
Упорхнула она навсегда.
Только мертвенно-бледным миражем
Появлялась во снах иногда.

Одного лишь хватило признания в любви,
Чтобы все испарилось, что мы берегли.

Плакало небо слезами скупыми,
Плакал, скрываясь от братьев, монах.
Плакал навзрыд, как младенец невинный.
Мастер нашел его в буйных кустах.

«Что же тебя тяготит, юный воин?
Кто-то обидел тебя, оскорбил?»
«Нет, мудрый Мастер, печалит другое:
Я ни одной из послушниц не мил!»

«Брось, что за вздор! Соберись и послушай:
Разве им нужен ранимый слабак?
Встань и займись-ка здоровьем получше,
Встань и вернись на занятия в храм!»

Годы прошли. Он стал ловок, как тигр,
Быстр, как стриж, и силен, как медведь.
Враг обходил храм с такою защитой,
Но он как был одинок, так и есть.

Снова исчез он с вечерней молитвы,
Мастер нашел его в тех же кустах.
«Воин, не все можно взять грубой силой,
И не на всех наведешь дикий страх!

Должен ты быть образованным, мудрым,
Все ты получишь, герой, лишь поверь!»
Книги на вечер, зарядка на утро —
Так пролетело еще десять лет.

Бесятся в небе июньские грозы,
Мастер так горд кругозором его!
Знает ответ на любые вопросы,

Только не может решить одного.

…Дети учителя ждут не дождутся.
Мысль у Мастера: «вновь за свое»
Он отыскал беглеца у запруды,
Так как кусты те срубили давно.

«Мастер, я делаю что-то неверно?»
«Да. Ты не учишь сейчас молодежь»,
«Это понятно, но что за химера
Сердце мне гложет, иль все – твоя ложь?»

«Мой ученик! Ты мудрец, но ребенок.
Силы телесные – слабость души.
Следуй Пути, как и раньше, спокойно.
И ослаблять дух семьей не спеши»

Сорок два года зима наступала,
Сорок два лета ей дали отпор.
Стал наш герой настоятелем храма,
Сотни за ним философских трудов.

Спит мирным сном благородный наставник,
Кто же теперь даст надежный совет?
И у могилы глухой скромный странник
Впитывал плотью луны бледный свет.

Сколько он там просидел – неизвестно.
Может, минуту, а может – сто дней.
…И затянулась душевная бездна
Тканью растений с китайских полей.

Он, наконец-то, раскрыл свои очи:
Столько всего он успел повидать…
Столько сумел миллиардами строчек
Знаний монахам своим передать…

Всю свою жизнь он ступал к совершенству,
Хоть во главе лежал смысл иной.
Не обзавелся герой наш семейством,
Но обрести успел счастье в другом…

Я подстрелил свою птицу надежды,
Крылья отрезал, всадил в горло нож.
Больше она не проест песней плешь мне
И не заставит уверовать в ложь.

Мне надоели воздушные замки,
Басни про то, что накажет всех бог.
Для дураков я устал снижать планку
И вновь по граблям бежать марафон.

Больше она не попьет моей силы,
Не заведет в эпицентр врагов.
Корчился я над безмолвной могилой,
Слыша ее псевдожалобный вой.

Мудрые смерть ей сулили последней,
А я расправился с ней раньше всех.
Снег так красиво укутал труп бледный…
Больше я ей не паяц для утех.

Долго не видел я гарпии этой,
Но как засыплет глаза песком сна —
Призрак ее вновь творит пируэты,
Вечно втирая, что он – часть меня.