Светлана Авербух - Жаль, не войти в прошедший дождь

Мы вспышкой молнии причастны
К смятению времён и гор,
Но так вне времени прекрасен
Мальчишеский церковный хор.

Всё суета сует. Всё вздор.
Мы с нашей болью так мгновенны…
Ах, что за сила вожделенно
К горам приковывает взор!

Ты на манеже, рыжая надежда,
Смеёшься, прячась в яркие одежды,
То ли пьяна, то ль просто неуклюжа,
Скажи, зачем тебе всё это нужно?

А я хочу пробиться сквозь улыбку
Лица рисованного. Болью зыбкой
Дрожат глаза слезами, словно в стужу.
Но, Боже мой, зачем мне это нужно?

Ах, клоунесса. О, моя надежда,
Как ты боишься ошибиться прежде,
Чем я уйду. И как тебе не просто
Тянуть над бездной жизни тонкий мостик.

О чём молились короли,
Оберегая мир в ладонях?
О чём мечтали, что могли,
На шатких восседая тронах?

Деревьев чёрных скорбный круг —
Крестами – словно на погосте.
О, как не выронить из рук
Ту сказку, что пришла к ним в гости!

Ту, что сверкала и звала
И излучала столько света,
Что отступала, тая, мгла,
И в холод знойно рвалось лето.

Достало бы мне сил понять,
О чём печально шепчут кроны,
И с благодарностью принять
Весь этот мир – как на ладони.

А ты киваешь головой [8] Смерть, в виде скелета, который звонит в колокол на часах Орлой. ,
К себе приковывая взгляд.
Шесть сотен лет идут Орлой [9] Астрономические Часы на Старой Ратуше – одна из главных достопримечательностей Праги. ,
Отмерив миллионы дат.

Шесть сотен лет… Огромный срок,
Но в вечности – кратчайший миг.
Где тот мудрец и тот пророк,
Кто тайну времени постиг?

Шумит беспечная толпа,
У ног твоих течёт рекой.
Запомнил тот, кто здесь ступал
Зловещий колокольчик твой.

Как много было этих рек
Горящих глаз, сплетённых рук,
Бегущих вдаль из века в век
И в Лете замыкавших круг.

Ну, вот и я иду в толпе
И тщусь тебе ответить – Нет!
Что, разве ощущений спектр —
Он – лишь игры обманный свет?

Иду. Опять звенят Орлой.
И ты киваешь головой…

А я взялась за триолеты,
Но валится перо из рук.
То ли частушки, то ль куплеты —
А я взялась за триолеты.

И Муза заблудилась где-то,
Амур забыл колчан и лук,
А я взялась за триолеты —
Но валится перо из рук.

Ах, ничего не ново под луной,
Всё пройдено, всё пережито.
Мы чудного спасенья ищем вновь —
Ах, ничего не ново под луной.

Едва ль спасёмся верою одной,
Коль настежь широко глаза закрыты.
Ах, ничего не ново под луной,
Всё пройдено, всё пережито.

Обыкновенны чудеса…
Я часто их не замечаю.
Но чудо, как светлы глаза
Твои зелёные печалью.

Жаль, не войти в прошедший дождь
И не вернуться в день вчерашний.
И почему приходит ложь?
Ведь были души нараспашку…

Мы приручаем голубей —
Клюют с ладони жадно крошки —
И раним невзначай друзей,
Играя в жизнь, не понарошку.

Прочерчивая зыбкий след,
Уходим в смутные закаты,
И рвутся души в лунный свет,
И жгут пронзительным стаккато.

О, этот миг с названьем жизнь,
Чудес таких обычных россыпь —
Раскинув руки, с кручи – вниз
И босиком – по травам росным…

Сгорает день. Сгорает? Пусть.
Вся жизнь на жертвенном кострище.
Снежинкой на ладони – грусть,
И небеса от слёз всё чище.

Тягучий, пряный запах роз,
Скользящие живые тени —
Театр улыбок, страсти, грёз —
Театр людей на вечной сцене,

Где отыграть всем суждено
Трагикомические роли,
И жизни терпкое вино
Пить, души усмиряя болью.

Где режиссирует судьба
Всё набело, без репетиций,
И где костров свет и гульба
Смешались с дымом инквизиций.

Где, тая, воскресает грусть,
Но не очистит, не поможет.
Сгорает день? Сгорает. Пусть!
Жизнь продолжается, как может.

Тебе, родной мой, было только двадцать
В тот год, когда закончилась война.
И обожжённые стволы акаций
Забыть пытались жаркий плеск огня.

Когда казалось – миновали беды,
Свирелью птичьей пела тишина.
Послушницей смиренною победа —
Склонённая, у вдовьего окна.

Но, потеряв любое чувство меры,
На площадях плясала до зари.
И молодым вином поила вера,
Надежде двери настежь отворив.

Тебе, родной мой, было только двадцать
(Мне б нынешней годился в сыновья).
Но день – как вечность на смертельных плацах
Концлагерей в круженье воронья.

Мальчишка, Господи, совсем мальчишка.
Твой младший брат остался на войне.
И мать в притихшем маленьком домишке
Застыла ожиданием в окне.

И ты вернулся. И твои награды
Позванивали гордо на груди.
И жизнь грохочущею эстакадой
Звала. В какие дали впереди?

Тебе ли знать? Да и кому возможно.
О пройденном так страшно вспоминать.
И будущее путано и сложно —
Тогда – ещё закрытая тетрадь.

Но молодым вином поила вера…

У подола чёрного платья
Ребятишек – куча мала.
Расстелила чистую скатерть
И гостей к столу позвала.

А мужчины пили и пели,
Благо, вина – быстрой рекой.
И купался в звёздной купели
Голосов их слаженный строй.

Пахли травы пряно и сладко.
Небеса грозили дождём.
Счастье, снова выиграв в прятки,
Ей дары свои – на потом.

На потом… а дети взрослели.
На лице всё больше морщин.
Как молилась в замяти белой
За детей, страну и мужчин!

И – брат на брата. Молох пьян и сыт.
И снова платим жизнью мы и смертью
Безумной непонятной круговерти,
Чей смысл глубинный так надёжно скрыт.