Vysheslav Filevsky - Моё священное бразильское небо

Любить Всевышнего, Бразилию любить,

Венком стихов её сознание увить —

Моим безумием, нездешнею мечтою.

Казалось бы, как хорошо быть солнцем:

Пылать всевластно, бушевать, бурлить,

Быть вихрем любопразднственных эмоций,

Смеяться, равно жизнь и смерть любить,

Пытаться жаром достигать планеты:

Кого-то насмерть жечь, кого ласкать,

А для кого-то просто так сверкать,

Обильно заливать пространство светом…

Как хорошо быть солнцем: знай, ярись,

Любя без памяти и грозно злобясь!

Свобода чувств – вот истинная жизнь —

Не знающая угрызений совесть…

Ура!.. А мне милей покой луны.

Живу на грани холода и жара.

Игра огня мне суетная свара.

А для души нет лучше тишины,

Стихир любви, ни тёплых, ни холодных,

Сердечных, но без солнечных страстей.

Луна, как я и солнце, беззаботна.

Но для моей души луна нежней.

Светла молитва, как луна, безмолвна.

Жар солнца умягчён в ней, отражён.

Бытует на луне он мирно, ровно.

Жар отражённый гладит дух любовно.

И дух, им освятясь, преображён.

Студёный леденит, а тёплый размягчает,

Прохладный ветерок бодрит и веселит,

А знойный, словно адский огнь, дотла сжигает…

Но то, что Божество из недр Своих струит —

Не горячо, не хладно… Словно ничего.

Как будто свет иль пламя, но не жжёт, не светит.

Молитва? – Да, но поражает тишиной.

Благословенье? – Сокровенней нет на свете.

Объятье? – Нет, проникновенье. В нём живу

Необжигающей духовною лучиной.

Утратив тело, всем собой блаженство пью,

Как губка, насыщаясь вечностью бесчинно…

В восторге? – Да, но то восторженный покой.

В нём неподвижен, как молитва, бесконечен.

Неясен Дух, как ангелу – закон мирской,

Печатью чужеродности Земле отмечен.

Я изучать не смею: мысль – нечистота.

Лишь пью священное бесплотье с наслажденьем

И, насыщаясь, приближаюсь к воскресенью:

Лучина, разгоревшись, стала, как звезда,

Что, улыбаясь, истончает средостенье.

(Ко дню рождения Сергея Меркулова)

Мир судит о поэте: он безумен,

Но для поэта слабоумен мир.

Молитва одухотворяет губы,

Распространяет сердце в мира ширь.

Сознанье суетную жизнь объемлет,

Любя, как божество – не по-людски.

Поэт, как вечность, упраздняет время:

Безумье с бесконечностью близки.

В сознанье ангела ль, поэта ль всё другое:

К безумным целям странные пути.

Стремясь быть воплощением покоя,

Они летят на небо. Мир, прости.

Стяжанье ты довёл до совершенства.

Они в молитвах видят смысл бытья.

Для мира и поэта жизнь – блаженство.

Никто в раю друг другу не судья.

Два рая существуют параллельно:

Поэт и мир, материя и Дух…

Кто прав, а кто не прав их этих двух?

Об этом думать не благословенно:

Дух чужд Земли, а мир к поэту глух.

(Любе Атертон)

Духовный покров мой, бразильское небо,

Прозрачен и сладок, так нежен и тёпл!

В объятьях твоих сокровенных, целебных

Я словно воскрес иль чудесно зацвёл.

Как будто я ангел, ты ж – вышнее лоно.

Второе рожденье в Эдемском саду.

Я, Минас-Жерайс гладя взором влюблённым,

Навстречу Предвечному тихо иду

В улыбках дерев, чуя дивное пенье,

Не слышное ближним… вообще никому,

Целуя бразильское небо блаженно

Едва ли в сознанье – в священном бреду,

Моля Божество о продленье безумья

Нисшествия странных земному словес

В беззвучных согласиях трубных и струнных,

Рождаемых ангельским хором окрест.

Бразильское небо меня, как младенца,

Целует, ласкает, зовёт в Небеса.

«Я счастлив. Люблю! – тихо шепчут уста. —

В тебе моё бьётся духовное сердце,

Пленённые, видят тебя лишь глаза».

Manhuaçu, Minas Gerais

Не мешай, мысль, псальму петься,

Пусть привольно льётся он —

Глас любви – от сердца к сердцу

Тех, кто в Вышнего влюблён,

Отстранившихся желаний,

Кто, унизив духом плоть,

Бестелесными губами

Дух целует Твой, Господь,

Кто от слёз духовных волглый,

Счастьем горним окрылён.

Мысль, сожмись, растай, умолкни:

Я в Предвечное влюблён,

Гласу разума не внемля:

Разум вере не указ.

Небо, дар сей не отъемли

Чуять Твой беззвучный глас,

Видеть мир духовным зреньем

И, презрев мирской устав,

Перейти чрез средостенье

С славозвучьем на устах.

Там, средь сущностей бесплотных,

Молчаливо псальмы петь

Птицей райской, беззаботной,

Дух любить, благоговеть,

Ликовать душой свободной.

Облако грусти, не засти свет солнечный.

Память, уймись: что прошло не вернуть.

Разум, не верь тому, что напророчено.

Мысли морочат молитв белизну.

Прочь! Только чувство любви к Присносущему.

Память чужда ему: в ней суета.

Памяти нет меж кустами цветущими

В Райском саду… Нет гордыни, стыда —

Нет ничесоже. Сознание девственно.

Дух мой – скопленье любовных частиц.

То без цены в жизни, что невещественно.

Истинно То, Что не знает границ,

Что не назвать, Что бытует вне образа,

Что бессловесно беседу ведёт

С любящим духом таинственным способом,

То, Что в мольбе чрез сознанье течёт,

Воспоминаний прещая смущению,

Ведь не вернуть, что прошло, как ни кинь…

Память, не засти небесную синь.

Только в любви к Творцу мира прощение,

Вечный покой и бессмертная жизнь.

Прежде всего, нужно замолчать,

Истончить, что пережито, все обиды:

На молчащего нисходит благодать,

Если занято сознание молитвой.

Сказанное взять назад нельзя.

Сожалею, что наговорил так много.