Александр Иванченко - Счастье жить. Сборник стихов

И исцели от мучивших меня душевных ран.

Дарю вам искренне, друзья, мой позитив,

Примите дар, в нем искра жара сердца.

От щедрости такой не будьте супротив,

И у души моей без скрипа снята дверца.

Печаль вашу приму и обменю на радость,

Возьмите впрок с собой искристые улыбки:

Счастливых видеть – упоительная сладость

Блеск глаз я в дар приму, как злата с пробой слитки.

Делитесь в общенье друзья позитивом,

Пусть скука с завистью при виде нас помрёт,

Всех с жизненным, душевным позитивом

В мир красоты и счастье верный путь найдёт.

Мне бы, если б так жить, как учил нас Господь,

Я об этом молюсь, взор надежд на восход.

Так как жизнь в основном вся зависит от нас,

От того, что построим – кто ковчег, кто баркас.

В жизни, коим фартит, тесноват будет бриг,

Не услышать им стон, утопающих крик.

Лайнер им подавай, что мечтою зовут,

Всё у них уже есть, лишь купить Голливуд.

Не могу я так жить, хоть и очень красиво,

Мне б попроще дизайн, зачем роскоши диво.

Мне бы русский простор необъятных полей,

Жить средь местных красот мне намного милей.

Я прошу для себя – дай, Господь, только сил,

Я хочу, чтоб в семье был покой, лад и мир,

В дело благости стану свой труд воплощать,

Ради счастья родных и заблудших прощать.

Какие твои годы! – кто-то тебе скажет,

А и действительно, всего-то шестьдесят,

И пару лет надбавки – жизнь накажет

За то, что мать не слушал в пятьдесят.

Какие наши годы в самом деле,

Когда в любви во многом нет запретов,

Когда привыкли, что живем при болях в теле

И от детей с волненьем ждем приветов.

В такие наши годы, как ни странно,

Себе и многим хочешь доказать:

Старость – не позиция для войск «диванных»,

Что не «отстой» мы общества хотим сказать.

.

Какие наши годы – скандируем мы хором,

И эхом «канонада», погромче, чем «ура»

По миру разнесется – нам нет нигде препонов,

И некогда глаголить – супец варить пора.

Попробовать тупо с горы съехать вниз,

Всю жизнь ведь натужно карабкался вверх.

Под гомон и хохот, под забористый свист,

С азартом скатиться на лыжах меж вех.

Меж вех – это было бы очень круто,

Ну снёс три-четыре, хоть лыжи целы,

И в жизни так часто диктует тон случай —

Пройти столько вешек и чтоб без сумы.

Мой спуск продолжался, обидно так, быстро,

Подъём совершать вновь уходят года.

О спуске скажу – кайф хоть есть – грустно,

На обзор же подъёмов – вечеров череда.

Нельзя осуждать, кто, споткнувшись упал,

Себя покори, что не смог стать опорой,

В попытке подняться бедняга устал,

Подай ему руку, став «помощью скорой».

Птица счастья не смогла уже взлететь,

У птицы певчей перебили крылья.

Она могла бы о любви с восторгом петь,

Но лишь от боли филином завыла.

Мы птицу счастья не смогли сберечь,

Нас подвела халатная беспечность.

Стоит не о любви на первом плане речь,

А о спасенье Мира, чтоб царил он вечно.

И будет Мир, не будет стрельбы ружей,

А белый свет заселят счастья птицы,

Вновь голубь Мира над планетой кружит,

Без канонад, под трели соловья зарницы.

Сошлись дороги на распутье,

В раздумье я – куда идти?

Ведь жил степенно, не распутно —

Налево лапти ни к чему нести.

Пойти направо, коль я правый?

Случись в стране переворот,

Страной вот эти станут править…

Нет, братцы, – к центру поворот!

Центрист был Троцкий Александр,

Но что с того, что мой он тезка,

Велик ведь мне его во лбу скафандр,

Добавить мне б с «пол-литра» мозга.

А может ну его всё нафиг,

Чтоб не топить себя во лжи,

Возможно в «постриг» выбрать «трафик»…

Кто против – на распутье жди.

Я рад безмерно, что кому-то ещё нужен,

Любимым внукам, детям, дорогой жене.

Не должен я остыть один под стужей,

И утопиться не посмею сам в вине.

Стараюсь быть я до конца полезным,

Нахлебником, дай Бог, не быть чтоб никогда.

С характером моим, не мягким, не железным,

А коли разногласия, не в главном – ерунда.

Надеюсь, что мой труд ещё заметен,

Намного чаще – это просто мной совет.

Не стану делать с адвокатами заветы,

Держите пламенный и от души привет.

«Журавлики» бумажные отправлю я в полёт,

Они лишь одни души адрес твой знают,

На крыльях признанья, и раз я стихоплёт,

В стихах для любимой, клин создав, улетают.

Попутного ветра их захватит потоком,

«Журавлики» взмоют стремительно ввысь,

Созревших плодов, с ожидаемым сроком,

Вернитесь с ответом – мне будет сюрприз.

Листки, крылья рифм шуршат при взмахе,

Не слышен лишь крик в небесах журавлей

Любовь не убить – даже, если на плахе,

И чувства сердечные страха смерти сильней.

Строчу, словно «Zinger» амурные письма

Нехитрым манером сложу их в «журавлик».

А, если весной придут всё те же мысли,

По талой воде к тебе выйдет кораблик.

«Журавликам» почтовым, я доверяю тайну,

В конце, для конспирации поставлю просто «Z»,

С замаха, через форточку бросать их не устану,

Надеясь, что когда-нибудь я получу ответ.

Душа стремится всё в полёт,

Томясь, болит вся в бренном теле,

Её любовь, всё так же нас зовёт.

А, что не так здесь, в самом деле?

Смеется молодёжь: «Старик!

Кранты с краями ты не спутал?

Пусть скроет седину парик,

Считаешь в годы твои круто?

Побойся Бога, старче-ловелас,

Тебе подушку лучше тискать.

Деревня, деда, не Лос-Вегас,

Погоста ждёт давно уж пристань.»

«Заметны, молодь, ваши пули

Застряли напрочь в голове.

Не позовёшь их «Гу-ли, гули!»,

Не нужно напрягаться – не в стволе.

Какое счастье, что душа поёт,

И чувства в ней теплятся годами,

И даже хоть намеком позовёт —

Она летит стремглав под парусами.

И годы, старость вовсе нипочём,

Коль чувства глубоки – высок полёт.

Тепло любимых ощущаем мы плечом,

И чувства страсти вновь в полёт зовёт.»

Подпирает небо дуб кроной исполина,

Ветер вольно играет опавшей листвой,

Пёстрым заревом манит снегирей рябина,

А душа неуёмно страдает, болея тобой.

Затянула разум напрочь тоска-поволока,

Видно осень с туманами в том есть виной.

Растревожил я чувства в себе раньше срока,

Радость жизни уходит, словно тень, стороной.