Vysheslav Filevsky - Любовь к святой Лузии, или Поэмы горящего духовного сердца

Пустой говорильней как будто стараясь

Зарницу затмить. И, душой омрачаясь,

Я тучей сокрыт – и улыбки сиянье

Погасло.

Лик девы, как ранее, сдержан.

Святыня исчезла, осталась картина.

О церковь земная, не ты ли рутина?

Рутина в душе убивает надежду…

Но лишь не мою: ведь со мною Лузия,

И дарим друг другу огонь наш сердечный.

Мы любим.

Любовь, как и жизнь, бесконечна.

Планета прейдёт, человечество сгинет.

Улыбка ж Лузии и присно, как ныне,

Пребудет в ответ мне на огнь души вечной.

Всегда тот прав и свят, кого люблю:

Он – божество. И что бы суд не обозначил,

Я за любовь Творца благодарю.

Живу любя, в Любви – и не могу иначе.

Всё мутно на Земле. Ложь тут и там.

Одна любовь права, что девственно трепещет

В духовном сердце. Родина – свята.

Не любишь? – Будь хоть трижды прав, но ты – клевещешь.

Единственная цель, чтоб жить – любить,

Гореть любовью, быть ей, источая сердцем пламя,

В любви молитвенную песнь творить,

Любимое лобзать духовными устами.

Попрать Любовь – то правде не дано.

Лукаво, лживо правды каменное сердце,

Что нóсится с доказанной виной.

Люблю – и не могу на лик твой наглядеться,

Мой спутник на Земле – Россия-мать.

Люблю. В любви – не человек. И правда – в этом.

Молва и грязь – всё суета, всё канет в Лету.

И суд людской мне сердцем не понять.

Сеньоре Элизабет Шавер Диниз

Меж мной и планетою облаки Духа.

В них тонут Земли голоса и шумы.

Лишь грай достигает духовного уха.

Я псальмами птиц, как росою, омыт;

Росой – благодатным небесным нектаром.

А птицы, не ангелы ль? – Я не пойму…

Ах, облаки Духа, святые отары

И песни существ, недоступных уму…

И я с моей лирой духовной, как птица,

И Пастырь, кто облаки нудит парить,

И счастье любви, что не может не сбыться —

Бессмысленно всё, если жизнь не любить,

Не плакать в молитвенном благоговенье

Пред Вышним и перед тобой, суета.

Любя, я в стихах – выраженье горенья.

В моём духославье Небес красота.

Я птица бесплотная, песня святая

Во стаде любовных духовных сердец…

Спасибо за счастье любить, мой Творец,

И струны духовными трогать перстами.

Кучевые облака в Сао-Жозе-ду-рио-прету

Ничтожество и наглость – брат с сестрой.

Их уровень един: наглец всегда ничтожен.

Будь с наглецом предельно осторожен,

Не оскверняй свой дух с ничтожеством войной.

Убожество в словах не победить:

Отточен ум его на блуд и словопренья.

Ложь насмерть защищает своё мненье.

Защита лишь в оном: ничтожество… любить.

Пускай кидается, как злобный пёс. —

Молчать, не нарушая самообладанья.

И, посылая мысленно признанья

В любви,

молитвенных не отрешаться грёз —

И – душу не смутить нечистотой!

Ничтожество и наглость цели не достигнут.

И злоба опозоренная сникнет.

И поцелует непорочные уста

Тот Дух, что у Небес ты испросил.

Позор сестре и брату обеспечен.

Земной путь наглости убожеством отмечен.

А ты, им не поддавшись, благодать вкусил.

Лука Джордано, Святой архангел Михаил ранит сатану

(Двадцатый взгляд

на изображение девственного лика святой Лузии,

что в притворе храма её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Как глубоко любовное молчанье,

А рассужденья о Всевышнем так мелки…

Опутанный речами дух дичает.

И я, словесному безумью вопреки,

Молчу.

В молчанье девственно сознанье.

Его любовью заполняю пустоту.

Как сладостны душе Любви касанья!

Люблю – и налагаю на уста узду,

Благоговея пред сознанья чашей,

Наполненной святой Любовью до краёв,

И причащаюсь благодатью вящей…

Любовь так далека от музыки и слов.

Она молчит, как взгляд святой Лузии.

В нём тайна, недоступная людским словам.

Смотрю, люблю – и суета бессильна.

И духом дух Лузии жажду целовать,

Объятьем горним свято наслаждаться,

Боясь и в духе прикоснуться к очесам…

Они подобны непостижным Небесам.

В них утонуть – и в мир не возвращаться.

В память Люции Фёдоровны Воронцовой

Послания смерти… Душа, их «читая»,

Сжимается в ком от пронзительной боли.

И кажется плоти – она умирает,

И в век не видать ей ни счастья, ни доли.

Послания смерти… Едва ли не всякий

Охотно шлёт духом их дальним и ближним,

Стремясь покарать тех, кто мыслит инако,

И славит при этом Спасителя в вышних.

Едва ли не каждый – тиран и насильник.

Но только под солнцем нет правды единой.

Любовь лишь к Творцу примиряет всё в мире —

К Тому, что вне слов, вне церковной рутины.

Послание смерти приняв, я признанье

В любви шлю в ответ злопыхателю духом.

Оно не случайно: в нём – мне воздаянье.

И руки пославшего – ангела руки.

Люблю я вас, ангелы смерти, – в том меч мой.

И сколько бы ни было глав у дракона,

Срублю их, любовию превознесённый,

И с благоговеньем восславлю Предвечность.

(Двадцать первый взгляд

на изображение девственного лика святой Лузии,

что в притворе храма её имени в Сидаджи Нова в Белу-Оризонти)

Я в дусе. Лузия меня воздымает.

Бесплотная твердь, как ковёр-самолёт.

Земля, её скорбь уменьшаются, тают.

Душа к Божеству безымянному льнёт.

Горящее сердце на облаке дивном,

Прозрачном, как слёзы молитвы моей,

Скрывается в Солнца духовных глубинах.

Лузия и я… Мы летим, как во сне,

К престолу, который узреть невозможно

Иначе, как сердцем, горящим в Любви.

Вдруг глас: «Обручается в дусе раб Божий

Лузии, чей дух в этом храме царит», —

Огромном, как Небо, как Солнце, кипящем

Духовным огнём, от которого я

Возжёг моё сердце, что горнего жаждет,