Александр Маматовский - Календарь. Жизнь двенадцати детей Нового года

Январь в ночи под фонарями
Снежинки сыплет на дороги,
Ведя о прошлом диалоги
Совсем с другими Январями.

Февраль смиренный, молчаливый,
Порой суров и нелюдим.
Уже немало тысяч зим
Он в мир приходит горделиво.

Ему никто вокруг не нужен
Он с одиночеством на «ты».
И, вместо праздной суеты,
Его друзья лишь льды и стужа.

«Тишь и покой» – февральский слоган.
С его холодной головы
Средь захороненной листвы
Один седой свисает локон.

Зимой он с детства недолюблен.
Он – самый младший из детей,
Всё время будучи при ней,
Своей же матерью погублен.

Она его нередко била,
Звала лакеем Декабря,
Но это было, точно, зря!
В себе хранил он злость и силу.

Он Января нёс службу часто,
Пока тот на балах гулял
Средь игроков, повес, менял,
И пьяным шёл домой по насту.

Нередко взрослым быть мечтал.
Вёл от субботы до субботы
Он счёт всем дням своей работы,
Чтоб тоже выехать на бал.

Февраль просился и страдал.
Но мать, Зима, всё запрещала
Кричала: – Никакого бала,
Ведь ты ещё, глупышка, мал!

Он отвечал: – Я взрослым стану
И вас покину навека!
Я сын твой, мама, не слуга,
Но ты мне сыплешь соль на рану.

Пусть братья делают работу,
Что наш отец родной вверял:
Метут из снега белый вал
До утра раннего субботы.

Пусть сами делают снежинки,
А не спешат на карнавал.
Когда у нас везде оврал,
У них в уме лишь вечеринки.

Они трудиться не желают,
А мне по возрасту нельзя
Спешить по городу, скользя,
Пугать морозом птичьи стаи.

Я обессилен, я измучен!
Проходят люди, сторонясь.
На вид усталый насмотрясь,
Они спешат. В их лицах тучи.

А взгляд их молнией пронзает
Моё простое естество.
Что я дарю им волшебство,
Они о том, увы, не знают.

За братьев чёрную работу
Я выполняю в сотый раз,
А любят их двоих сейчас —
Меня любить им неохота.

– Что за слова, что за стенанья? —
Так грубо сына осекла
Зима, усевшись у стола.
Даря ему своё вниманье:

– Ты, как всегда, одно и то же
Твердишь при каждой нашей встрече
И, как всегда, ты мне перечишь,
И злишь меня до тела дрожи.

Что делать, если ты бездарен?
Как твой отец… Вы с ним похожи…
Мы с ним теперь не делим ложе…
За что же мне такая карма?

Он всё Весну теперь голубит
И шлёт для Осени наряды.
А был моим ведь он когда-то!
Но их он летом тоже сгубит.

Он бросил нас в тоске-печали.
На дне своих красивых фраз,
Наверняка плевал на нас,
А мы сильнее только стали.

Всё от него в тебе – до мыслей.
О как вы точно схожи с ним
Непослушанием своим!
Вам с ним порядок бы по числам…

Я уходить не соглашалась…
Я их ему всегда мешала
В календарях, винюсь, бывало…
Но это всё такая малость!

До тёплых дней и до капели
Я с ним подольше быть хотела,
Пока юна, упруго тело,
Пока любовь во мне кипела…

Но он не слушал, отдалялся…
Теплом её заворожённый
И солнцем ласковым сожжённый
К Весне-красотке приближался.

Я млела… таяла и млела
И ненавидела любя,
Всё глядя, глядя на тебя…
Похожи с ним вы – в этом дело…

– Но, мама, я здесь не виновен.
И пусть отец наш, Новый год,
Другим подарки шлёт и шлёт.
В том он, не я, пойми, греховен!

Он уходил – я ж оставался.
Я верен был всегда тебе:
С Весной и Осенью в борьбе
За седину твою сражался.

Я защищал несносных братьев.
Я прикрывал их лень и праздность.
В ответ в меня летели камни,
А дело всё в каких-то платьях?!

Не виноват, что вы несчастны.
Пред вами я не виноват!
Решил не зря я час назад:
Свиданья наши впредь опасны.

Я покидаю дом родимый.
Вам будет лучше без меня.
Когда капель придёт, звеня,
Не поминайте больше сына.

Всё-всё пройдёт и я остыну
В долине северных широт.
Где крёстный Декабря живёт,
Я с глаз долой навеки сгину.

– Нас покидаешь, как отец…
Ну что же, скатертью дорога!
Не приближайся до порога
Ты дома родного, юнец!

Февраль исчез – осталась дымка:
Ищи-свищи – не разыскать.
А у стола седая мать
Печально смотрит фотоснимки.

Она корила и бранилась,
В груди храня кусочек льдины.
Она тогда познала сына,
Когда его легко лишилась.

Февраль с тех пор не любит шума.
Живя у Севера в покоях,
Он жизнь свою иначе строит
И шьёт для матери костюмы.

Роняет слёзы на дома
Снегов седых императрица.
К Весне, как юная девица,
Ревнует батюшку Зима.

Сосульки свесила с карнизов.
Дороги коркой льда укрыла
И завывает, что есть силы,
Всё подчинив своим капризам.

Да так противится и млеет,
Кипя от ревности под стужей,
Что в срок не свой всё вьюжит, вьюжит,