Вера Лоранс - Питерские тетради

Питерские тетради

Вера Лоранс

Не жалуйся, что жизнь всегда трудна.

Что все смоковницы вокруг бесплодны.

Что реки все, увы, немноговодны -

Рукою лишь коснуться можно дна.

Иному – тень листвы, другому – плод,

А третьему – к ним путь означен раем.

Кому-то – жемчуга, кому-то – плот

И берег – там, за горизонта краем.

– Скажи… – просил меня пришелец,

Одетый странником убогим.

Слова, похожие на шелест,

Звучали долго за порогом.

– Пойдём! – позвал второй. В доспехах,

Средневековый рыцарь знатный.

От моего немого смеха

В прах обратился меч булатный.

– Забудь, – шепнул мне кто-то третий,

В осеннем ветре растворившись.

И, никого уже не встретив,

Живу, в последний раз родившись.

Мне страшно в мире этом. Я нагою

Пришла сюда. Уйду – уже в одеждах,

Которые истлеют. Между мною

И вечностью – нить тонкой паутины.

А всё вокруг– мираж, одни руины…

Гляжу уже из завтрашнего дня.

И, странствуя по дивным закоулкам

Своей души, и по канату духа

Стремясь забраться выше… Эхом гулким

Зов плоти иногда достигнет слуха,

И снова – в бездну,в адский жар огня.

Безумные ночи. Бессонные ночи. Затменье

Сегодня же лунное. Значит, не будет и света.

И чёрная тьма, наложившая чёрное вето

На мысли мои, диктует свои сновиденья.

О чём мои сны? Они сотканы в общем-то просто -

Цвет, запах, касанье… Меж ними – какая-то нота.

Париж обнажённостью башни представлен, и кто-то

Все рёбра собрал в один металлический остов.

По улице узкой пройдя, захожу в мастерскую.

Художника профиль знакомый… Проклятая память!

Я видела где-то, когда-то картину такую.

Оплывшие свечи… Почти что погасшее пламя…

Да это же я, только в платье из прошлого века.

Часы приготовились вдруг к полуночному бою.

И чёрная тьма, на всё наложившая вето,

Случайную встречу скрывает внезапно собою.

Безмолвствует Душа в темнице тела.

То явь, то сон – и что из них изнанка

Не быта, Бытия?

И спозаранку

Не ошибаюсь ли, что Это – Я?

И Время секундой скатилось

В озеро Вечность.

И горсточки праха хватило,

Чтоб жизнь началась…

А время бывает самим собой?

Вне всяких миров парящим свободно?

Не сжатым в секунды столь безысходно?

Не перелитым в стонущий бой?..

Вчера тлели угли костра.

Сегодня – воздвигнута плаха.

А сталь палача так остра!

И все ждут последнего взмаха…

Но им не услышать мольбы.

Они не достойны и взгляда.

Как скошены низкие лбы

У всех их, стоящих рядом.

Туманится взор мой. Палач

Скрестил на груди свои руки.

Младенческий тихий плач

Вещает грядущие муки.

Первый луч в пустыне.

Отголоски сна.

Вьюченые спины

Стёрты докрасна.

Скарб худой и нищий.

Жёлтые ветра.

На руках сынишка

Плакал до утра.

Ночь прошла в тревоге.

В путь опять.

Можно и в дороге

Час поспать.

Накормить семью бы -

Только чем?

Мой ребёнок бедный

Слёг совсем.

Помолиться Богу.

Спят кругом.

Воду взять в дорогу.

Где наш дом?..

Лёгкий сон мне смежает ресницы.

Всё подёрнуто пеленою.

Мчатся мимо меня колесницы,

И стоят легионы стеною.

Новый цезарь явлен кумиром -

Он к прошедшему не причастен.

Рим ещё управляет миром,

Но над небом уже не властен.

Их доспехи звенят стозвонко.

И смелы, и воинственны лица.

А в тумане, призрачно-тонком,

Мчится огненная колесница…

Всё тот же сон. Опять Париж.

И небо звёздное над крышей.

Кричишь в него – и ты услышан

В ту ночь, когда совсем не спишь.

Тихий вечер. Тихий ветер

Мне нашептывает сказку.

Напевают мне сонеты

Арлекины в ярких масках.

Пожалеть меня пытаясь,

Рассмешить меня надеясь,

Пляшут шумно арлекины -

Может, грусть меня покинет?

Может, я под этой маской

Снова стану беззаботной?

Усыплю кого-то сказкой -

Нежной, доброй, приворотной…

Цвет сырости, дорог и неуюта.

Давно уже утраченных иллюзий.

Цвет глаз из богадельного приюта.

Стихов, не окроплённых властной Музой.

Цвет глаз твоих, цвет скошенной травы.

Цвет листопада в ранние морозы.

Обиды цвет, когда струятся слёзы

От нареканий суетной молвы.

Съёмки её сновидений…

Вчера она была феей,

Принцессою грёз и даже

Длинноволосой русалкой.

А завтра – будет старушкой.

Морщины, седые пряди…

Что наша жизнь? Игрушка!

Вывеска на фасаде

Какого-нибудь жилища.

Может, дворца, а, может,

Уже дырявого днища

Лодки. Она ведь тоже

Может считаться домом

Для кого-нибудь, знаешь?..

Рыбой, выброшенной на сушу,

Птицею с перебитым крылом…

Кем ещё, изранивши душу,

Я вошла в этот старый дом?

Стены мне не несут покоя,

Стены падают на меня.

И уже забываю, кто я.

Вижу ночь, и не вижу дня.

Но пока ещё существую

В мире этом. Живу – не здесь.

Помолись за меня, живую

Там… А знаешь?.. Бог всё же есть…

Я хожу заросшими тропками,

Возвращаясь ночью домой.

Да болотцами – мелкими, топкими,

Пробираюсь к себе самой.

Постучусь – а там часто заперто.

Долго, долго приходится ждать.

Собирает душа на паперти

Всё, что люди могут подать.

А сама, в простом одеянии,

Вниз глядит, на грязный настил.

Рядом – ангел. В дивном сиянии.

В скорби голову опустил.

О, этот белый свет!

О, этот белый снег!

На нём оставить след

Мне кажется, грешно.

Пройдёт сто тысяч лет,

Но будет падать снег.

Пушистый, белый снег -

Он будет всё равно.

Мир праздничный и суетливый

Спросил вчера, смеясь в лицо:

– Ну что, сумела стать счастливой

Среди пажей и подлецов?

Сверху – всегда наведённый глянцевый лоск.

Держит скелет своим панцирем то, что внутри.

Капли души, словно тающий медленно воск.

Плотью покрыты глазницы. Капли сотри!

Часто бывает – хочется спрыгнуть с моста.

"Крыша поехала" – так говорят вокруг.