Соня Капилевич - Чернильный джаз. Сборник стихотворений
- Название:Чернильный джаз. Сборник стихотворений
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2018
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Соня Капилевич - Чернильный джаз. Сборник стихотворений краткое содержание
Чернильный джаз. Сборник стихотворений - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
И.
И хором твердили: не связывайся, не трожь. Он странный, Учитель. Он холоден. Не похож. Пусть катится в Кариот свой, забудет обратный путь. Да, папа – он мне не верил. Но именно в этом суть.
И хором скулили: мы верные псы, а этот – отдаст за грош. Да, папа, он отвратителен, но именно тем хорош. Мы стояли тогда у Виффагии, я велел им добыть мне скот. Все рванули к воротам. Он – замер.
– Иуда Искариот!
И хором галдели: Иуда, не стыдно? Вернулся мессия, наш Бог, пророк, приведи двух ослов, расскажи народу, пусть бросают одежды, срывают дрок!
Он стоял и смотрел своим острым глазом.
Говорили потом, что в глазах – наждак.
И ответил, когда все ушли,
не сразу:
– Учитель, вернуться без шоу – никак?
И хором шептали, не знали, злились, – он вызвал массовый интерес. Да, папа, он темный, тяжёлый, страшный – не все мы созданы для небес. Я ему показал как-то старый фокус – кувшин воды превратил в вино. Он сказал нерешительно, щурясь, морщась:
– Законы физики. Всё равно.
Да, папа.
Папа, в нём было что-то, чего боялся я и молчал. Основа жанра: любому Богу – найти хорошего палача. Как стать героем, когда всё ровно, когда все преданы, как щенки? И он был лучшим из всех подобных. Из всех, кто делает вопреки.
Я висел там, папа, и долго думал: какой театр – толпа, кресты. И всё для того, чтобы кто-то спутал, запечатлев это на листы. И пишут: продал, предатель, изверг, пытать, повесить, рубить мечом.
Кто без Иуды я, папа?
Папа,
и вся история –
ни о чём.
Маргарита
Маргарита берёт цветы. Маргарита идёт искать.
Признаётся себе и Богу:
– Я более не могу
делить с ним весну,
квартиру,
пол,
потолок,
кровать.
Есть конфеты с нугой за кофе.
Вообще не люблю нугу.
Маргарита несёт цветы. Маргарита не чует ног.
Признаётся себе и Дьяволу:
– Всё положу под нож.
Я брошусь в объятья к чёрту, пулю пущу в висок,
если ты меня, милый Мастер, немедленно не найдёшь.
Тверская людьми забита. В Москве тёмно-серый день.
Цветы обжигают пальцы, лимонным огнём горят.
– Дай знак или звук мне, Мастер. Я буду верна, как тень.
Я стану кровавым подбоем
плаща, что носил Пилат.
Крестом на твоём распятье,
я стану – тепло и свет.
Поверю твоим героям,
когда не поверишь ты.
Явлюсь полуночным страхом
любому, кто скажет «бред».
Какой идиотский повод.
Вообще не люблю цветы.
Лепестки на асфальт ложатся искрящимся конфетти.
– Если кто-нибудь свыше слышит, – Маргарита почти кричит, –
объясните: какого Воланда? Где он? Куда идти?
И в ответ ей смеётся жёлтыми
окнами МАССОЛИТ.
Маргарита вернулась в дом. Маргарита сама – цветы.
Маргарита – почти мертва. Маргарите Арбат – капкан.
Маргарита – сухие стебли, уставшие без воды.
О чём теперь будет этот –
последний,
цветной
роман?
Марла
И что тебя напугало, Марла? Что ты стоишь, побелев, как марля, и шепчешь горько: «Остановись»? А я теперь не хожу по граблям, наш город мёртв, каждый в нём отравлен. Они заслуживают расправы, какая жизнь?
Вся жизнь – игра, я устал, как лошадь, и что теперь от меня ты хочешь, они не стоят твоей подошвы, они грешны. Пьют шоты в барах, хранят жилплощадь, меняют маски, как змеи – кожу, хотят богаче быть и моложе, не ждут войны.
Не надо, Марла, сейчас начнётся такая сказка, что даже Гоцци подобной выдумать бы не смог. Все сладко спали в своём болотце, скупали шубы, машины, кольца, а я – с улыбкой народовольца спустил курок.
Я небоскрёбы сломал, как щепки, дороги, стены изящной лепки, тела растёрты по магистралям, тела горят. Я не Господь, я всего лишь Тайлер, обычный парень в дурацкой кепке, вся жизнь – игра, бесконечный трейлер, вот шах и мат.
И утро вечера мудренее. Я бросил город к твоим коленям, мы будем первыми в новой эре, ну не кричи. Ну не смотри на меня так страшно, всё это – миф, их дома и башни, в одной руке я твою сжимаю, в другой – ключи.
Пойдём же, Марла, там лишь руины, салат из мяса, костей и глины, там тихо, Марла. Там очень тихо. Молчит Земля. Земля устала за век свой длинный, я дал ей дозу новокаина, теперь мы оба, как в древней книге, начнём с нуля.
Притча о поющем ветре
Той зимой я хотела галькой осесть на дно. Обещала всем: решено. Решено, решено, ре-ше-но. У меня есть уютный дом. Есть огневолосый Ру. Мы спим у окна. Варим суп. Носим хлам в нашу тихую конуру. Той зимой у обочины карты сожрал костёр. Впервые без нас остывал в тишине простор. Ру говорил:
– Начинается новый мир.
Ру говорил:
– Отболит и забудется, милая, потерпи. Ты излечишься, ты отвыкнешь ехать, бежать, менять, ты полюбишь ромашковый чай, икеевскую кровать, ветер больше не будет петь, и дорогу покроет пыль, и декабрь, как белый плед, до весны усыпит ковыль.
Я кивала, и верил Ру. Или попросту делал вид. Выходила во двор, пока Ру мой так беззаботно спит. И смотрела туда, где тьма образует линейный край. И за краем горел Амстердам, Петербург, Назарет, Синай.
Той зимой лишь одно не узнал мой верный красавец Ру.
Ветер всё ещё шёл за мной через Альпы, Непал, Перу. Ветер в окна стучался ночью и плакал:
– Беги,
беги,
от транквинте,
его улыбки,
его золотой серьги.
Ветер выл, путал волосы, бился, стонал и манил с собой:
– Мы не видели Брюгге,
Карпаты,
Венецию
и Ханой.
Не бойся меня,
родная,
я холода не хотел –
но у нас ещё много,
так много,
так много,
так много
дел.
Под утро я возвращаюсь. Ложусь. Обнимаю дочь. И кажется, что приснилась мне та неземная ночь – где серые небоскрёбы царапают облака, где фрески писала в прошлом давинчевская рука, где вьётся через долину забытой реки змея.
Куда ты уходишь, ветер, когда я ещё твоя?
Турандот
Стала ничейной жестокая Турандот.
Зал опустел.
Чисто выметен пол.
Совет разошёлся – печален и негодующ.
Что же ты не кривишь, Турандот, свой алый кусачий рот?
Что же ты занавесила окна?
Что же ты не танцуешь?
Интервал:
Закладка: