Юлия Вознесенская - Записка Господу Богу

Ах, играй что-нибудь! Ради бога, скорей заглуши
Этот жалобный голос, иначе немыслимо будет
Переждать непогоду. Одни мы. Вокруг ни души.
Души здесь только мы – остальные не души, а люди.

Люди мимо идут по земле, по любви, по делам
И проходят сквозь нас, будто мы только тени живые,
Будто все не для нас – звезды в небе и свет по домам,
Не для нас вдоль дорог и распятия сторожевые.

Голубушки! Елены! Самарянки!
Пробежками от Мойки до Фонтанки,
От Крюкова канала до Невы
Кого спасете вы?
Мне чудится – вы в городе одни.
Текут по лицам желтые огни,
Жилые подворотни дышат смрадом —
Туман над Ленинградом.
Три девочки, три музы, три жены,
Всегда толпой калек окружены.

Когда хожу, обижена,
Непонята хожу,
Одно виденье вижу я,
Одну я быль твержу.

Она не очень грустная,
Но в ней слезинки соль.
Она простая, русская,
И русская в ней боль.

Стоит, стоит часовенка
В лесу, где бурелом.
Со снятыми засовами,
Со скошенным углом,

С бурьяном необузданным,
Со сбитыми дверьми —
Она еще не узнана,
Не найдена людьми.

Стоит, стоит часовенка,
С годами все темней…
И людям будет совестно
Явиться перед ней.

Был в самом центре Ленинграда
Мой петербургский уголок,
Канала четкая ограда
Была каймой моих дорог.

Туда орган людского хора
От Невского не долетал,
Там у Казанского собора
Был узкий мост через канал.

Тугие крылья двух грифонов
Его держали над водой —
Он в памяти остался фоном
Моих хождений за бедой.

Кому-то вовсе не приметен
В обличье сказочно-простом,
Он был единственным на свете —
Он между нами был мостом…

Давно в том месте не была я
И не сорвусь, не полечу.
Ты спи, печаль моя былая,
Тебя будить я не хочу.

Развеял номер телефона
И адрес времени норд-ост…
А златокрылые грифоны
Все также охраняют мост.

В зелено-солнечной воде
Ныряю золотою рыбкой
И выгибаюсь грудью гибкой,
Подобно сказочной ладье.

И вот зеленый Петергоф
С волной сливается причальной,
И нет на свете берегов —
Есть океан первоначальный.

Еще не выросла трава
На бледных отложеньях мела,
И ящеры об островах
Задумываются несмело.

Потом возникнут города,
Законы, войны и искусство —
Ну, а пока что в мире пусто,
А я печальна и горда:

Так постигаю я с азов
И жизнь дарующие воды,
И одиночество природы,
И человека дальний зов.

Чтоб не знать, что ты любишь меня,
Не удерживать и не томиться,
Я рванула из летнего дня,
Как из леса горящего птица.

И в обугленный неба пролом,
Позади остывающий быстро,
Я пошла по спирали, крылом
Рассыпая горящие искры.

Задохнувшись в пустой синеве,
Я к Неве наклонилась напиться.
Но огонь отразился в Неве —
Вот какая я, стало быть, птица?

Не зови! Не откликнуться мне,
С каждым днем забираю все выше,
Только спелые искры, как вишни,
У небес остаются на дне.

Красавица моя, экскурсовод!
Вели водителю помедленнее ехать.
Буран в пути. А главная помеха —
На пушкинских дорогах гололед.

На пушкинских дорогах гололед.
Друзья мои, теперь остерегайтесь.
Веселый черт и златокудрый витязь,
Что вас за новым поворотом ждет?
На пушкинских дорогах гололед.

Гелионы плывут на солнце.
Слышу палубу под ногами.
Озираюсь вокруг сонно:
Это мы с тобой? Это с нами?
У кормы, похожей на замок,
Спит невольник, как ворон черен.
А из трюма доходит запах
Ароматных кофейных зерен.
На штурвале – твои руки,
А глаза уже сбились с курса
И вот-вот с моими столкнутся.
И тогда не станет разлуки.
Только с курса тебе не сбиться —
И мы так приникнем друг к другу,
Как зарей подожженные птицы
Приникают к воде с перепугу.
Для тебя – это только сказка,
Да и мне это только снится,
Но взгляни, – как меняют окраску,
Вдоль зари пролетая, птицы!

Гелионы плывут на запад,
Где меня тишина разбудит.
Это, может быть, будет завтра,
Может быть, никогда не будет.

Невидим глазу звезд неспешный ход:
Бредет над головой земных прохожих
Одна луна – небесный пешеход,
Да юркают проворно в подорожник,
Растущий возле Млечного пути,
Метеориты, ящерки небес.
Я выберу одну и рядом с ней
Замру и, спинку гладкую потрогав,
Подумаю: куда же мне идти?
Я в городских запуталась дорогах —
Небесные и проще, и ясней.

Полюбил ты разлуку
Горячее любви.
На дорожную муку
Благослови!

Как боишься нечаянно
Ты меня удержать.
Но качается маятник,
И пора уезжать.

Пожелай же пространства
Голубого очам [2] В опубликованном варианте (Грани № 108 1978 с. 35): «Моим синим очам». – Примеч. ред . ,
Одиссеевых странствий —
Моим хрупким плечам.

Мои предки – варяги [3] В опубликованном варианте (Грани № 108 1978 с. 35): «Наши предки – варяги». – Примеч. ред . ,
А не грек Менелай:
Пожелай же отваги,
А любви не желай.

Черных вишенок горстка,
Словно яд на устах.
Тяжелей перекрестка
Не бывает креста.

Поручи меня Богу —
Без Него не снести,
Ты меня на дорогу
Перекрести.

Какая глупая морока
Считать, кому и в чем беда.
Любовь и ненависть – до срока.
Одна разлука – навсегда.

Врастаю в вечность мерзлоты,
Оставив ветви над Невою,
Я позабыла ветку
С одним цветком и с бабочкой немою.

Прикручивая жизнь свою беспечно,
Я прорастаю в мерзлоту и вечность,
Одну лишь ветвь оставив над Невою
С одним цветком и бабочкой немою.

Цветок был странен, бабочка – пестра
И рисовала. И была еще сестра.
Сестрица! Заводной мой соловей,
Нацелившийся в нимб моих ветвей!

Остерегала я мою сестру:
«Не будет гнезд на этаком ветру,
Не обманись! Железный мой цветок, —
И тот весной умчится на восток
Вернется к дереву, а бабочка умрет». —
Я все предугадала наперед.