Василий Федорченко - Свет и тени. 450 стихотворений о жизни всерьёз и не очень

И в тебе нежданно разольётся
Озеро невиданной красы,
Музыка разбрызганного солнца
В миллиардах капельках росы.

Пусть тебя, склонённого, в улыбку
Поцелует мятная трава.
Пусть к губам твоим навек прилипнут
Мёд росы и чистые слова.

Я порой, измеряя сомнения
На весах трезвой правды и лжи,
Как по тернам, иду к примирению
Половинок родимой души.

Эта кем-то и чем-то обижена —
Та ликует, как в небе салют.
Мне одна зло кричит: «Ненавижу я!».
А вторая – напротив: «Люблю!»

Так безумно, бывает, изморишься
От горячего спора души,
Вроде как в одиночку, без помощи,
Ты скосил за селом поле ржи.

Сам себе ты покажешься колосом,
Что ничком уложил сильный дождь.
Отдохнёшь – и душа успокоится,
И себя изнутри ты поймёшь!

Так случилось, что в жизнь я влюбился,
Осенённый таинственным знаком:
На заре я однажды родился —
Обомлел и от счастья заплакал.

Пусть во время, в пространство любое
За грехи буду в ссылку отправлен,
Но и там, с необъятной любовью
Вспомню жизнь и стихами прославлю.

Не корите, что сказано громко.
По-иному о ней – не умею.
Исправляйте меня, ради Бога:
Я – люблю, вы – любите слабее!

Иду по жизни тяжело:
То топь, то отмель, то стремнина.
То сердце немощью свело,
То занесло дороги мимо.

То спотыкаясь о беду,
То от восторга замирая,
Приобретая и теряя,
Весёлый, грустный, злой – иду!

Но если выбьюсь я из сил,
Скажи «люблю», одно лишь слово!
И если я отвечу им,
Тогда пойти сумею снова.

Я в горы шёл,
вершин касался,
От счастья пел
и волновался.
Когда ж проснулся —
оказался
Внизу.
Где был, там и остался.

Пусть угаснет волна,
Пусть порвётся струна
И гитара заплачет беззвучно,
Но далёкий твой взгляд
Заплывает в меня,
Словно в бухту – голландец летучий.

Ты повсюду со мной:
Над моей головой,
Сзади, спереди, справа и слева.
Ты сильна, а я слаб.
Пред тобою я раб,
А ты мне, как всегда, королева.

Хоть иду, хоть лежу.
На тебя я гляжу
И никак не могу наглядеться.
То сложна, то проста,
Ты мне плещешь, мечта,
Зельем радости завтрашней в сердце.

Взвейся в небо, птица счастья,
И к любимой прилетай —
Закружи её в объятьях
И вовек не отпускай!

Без меня или со мною —
Было б ей лишь хорошо,
Чтоб из жизни всё плохое
Сном беспамятным ушло.

Пусть промчишь меня ты мимо
Лишь её одну обнять,
Осчастливишь жизнь любимой —
Осчастливишь и меня.

Случится так, что в гололёд
О вас какой-то идиот,
Спеша, зацепится плечом
И наземь свалится кулём.
И, не очухавшись ещё,
Вас лёжа дальше всех пошлёт.
А вы, не зная почему,
Рукой потянетесь к нему
С таким испуганным лицом,
Как будто вы виновны в том.
А этот жалкий идиот,
Поднявшись, тряпки отряхнёт
И вас за помощь вновь пошлёт,
Но в этот раз – толчком на лёд.
Дай бог вам не упасть, скользя,
И сделать вывод для себя:
Не трожь упавших дурачков
Чья дурь видна и без очков.

Стихи на лист ложатся зримой вязью —
Фантазии незримой отражение.
И где в них грань меж вымыслом и явью,
Текущим и уже истекшим временем?

Естественно и вольно в них смешались
Вздор с былью, с очевидным невозможное.
А строки, что лишь только написались,
Волнуют настоящее из прошлого.

Таким вот удивительным смешением
К себе нас и притягивает творчество.
Нам даже и в бредовом сочинении
Понять непонимаемое хочется.

За гардиной – рама.
В ней – пейзаж октябрьский.
Двор. Беседка. Клумба. У колодца клён:
Трепетные листья, солнечные краски —
На ветвях холодный золотой огонь.

А над ними клубы облачного дыма.
Закружил рой листьев захмелевший вихрь.
Воробьи картечью пролетели мимо,
Будто бы из пушки выстрелили их.

Сборная пернатых со всех ближних улиц
Дружно расплескала гвалт под облака.
Им коты вдогонку смачно облизнулись,
Вскинув взгляд с прищуром в высь из цветника.

И, глаза от стаи отвернув досадно,
В стороне от клумбы увидали вдруг,
Как с плетей беседки грозди винограда
Бережно срывает пара женских рук.

Рук родных, что кормят и по шёрстке гладят.
Добрая хозяйка. Но зачем же ей
Хризантем охапки, вёдра чёрных ягод?
Лучше бы растила птичек и мышей!

Застелили листья лужу у колодца —
Круглое корытце с дождевой водой.
А журавль подумал, что горят два солнца:
У его подножья и над головой

Волшебством пленяет месяц-живописец.
От шедевров любо сердцу и глазам.
Что октябрь мне в раме кистью не напишет,
Я в стихах словами дорисую сам.

Ворон ветку встряхнул – и посыпались вниз
Краснокрылые листья мне в руки.
И, упав, паучок, пред глазами повис
На серебряной тоненькой струнке.

Что за люди, мол, бродят незваные тут
И тревожат не меньше, чем птицы?