Сергей Агафонов - Ни о чем бестолковом

За Владом тоже было немало подвигов. До 10 класса он ходил на каратэ, и это дало ему большую силу.

Как-то раз на дискотеке к нему подходит парень старше его и бьет головой ему в лицо, просто так, ни за что. Мы знали его, он был старше, а возраст в те годы решал многое: даже если на год тебя старше, то это большой перевес. Но Влад вызвал его один на один. Это был страшный бой. У Влада разбиты брови, кровь заливает его глаза, но он применяет удушающий прием. Это победа, для нас это победа…. В этот момент на него налетела толпа, пару раз ударили ногами. Я ничего не мог сделать, встал возле него и отталкивал всех, крича: «Гады, это нечестно!». Бой возобновился, но Влад уже ничего не видел, кровь заливала ему глаза. Нам позволяют уйти, не догоняют, все понимаю, что правда за нами.

Единственное, что нас разрушало тогда – это алкоголь. Мы тогда этого не понимали, но он делал нас слабыми. Тогда пили все вокруг, это было в порядке вещей. Везде наркотики, грязь. Это был просто кошмар. Но это город, в котором мы родились, а его, как и родителей, не выбирают.

И все же у нас была голова на плечах. Мы не лезли в криминал, мы просто отстаивали свои права. Многие из наших знакомых уже сидели в тюрьме за разбои, близкие знакомые становились наркоманами, другие спивались у нас на глазах. Мы все-таки держались, хоть и давали порой слабину.

А как мы играли в баскетбол. Не то что бы мы были сильны в технике. Но дух победы и единства делали свое дело, мы выигрывали, мы вырывали победу. Тогда я понял, какую огромную силу имеет единство и вера.

И снова лето. Деревня. Конфронтация с соседней деревней из-за девушек. Били раз. Их много, они сильнее. Угнетало чувство несправедливости. Окружают человек двадцать старших: «Скажешь, что ты – «чмо», отпустим». Страшно. Думаю: «я должен быть сильным!». «Нет». – «Что?!?!» – «Нет, не скажу». Удар. Встаю. Говорят, если бы сказал, пинали бы все, а так тебя пальцем больше никто не тронет. Снова появляются старшие, которые оберегают.

Одиннадцатый класс. Удар высоковольтки, падение с электрического столба. Перелом руки со смещением, сотрясение мозга. Одевают аппарат Илизарова. Рука начинает гнить. Спать невозможно. Отчим: «Иди мусор выноси». Я ему: «Совсем что ли с ума сошел, я еле хожу». Он драться лезет. Звоню папе. Переезжаю к нему. Лето. Друзья разъехались. Один. Мне было очень одиноко. От одиночества начал рисовать портреты людей и впервые понял, что получается очень неплохо.

Институт. Потеря всех связей, снова один. Страх.

Мама хотела, чтобы я поступал в Бауманский, но когда я не поступил с первого раза, то пошел без спроса на юридический – я же мечтал стать адвокатом.

Учеба нравилась. Были преподаватели от Бога, порой мы рассуждали с ними. Видно было, что они возлагают большие надежды на меня. На те предметы, преподаватели которых мне не нравились, или где нужно было просто писать под диктовку, я не ходил из принципа. Со школы не любил подхалимства и формальностей. Я пришел за знаниями, и я их получал. А терять время на переписывание книги глупо, я ее дома самостоятельно изучу с большей эффективностью.

Особенно нравился предмет «Истории государства и права зарубежных стран». Разумовский – лучший преподаватель, которого я когда-либо встречал. Меня впечатлили умы Английской империи. И запомнилось его простые, но верные рассуждения о власти. Все руководители имели прозвища. Власть – это бандиты. Власть – это самая сильная преступная группировка. Власть берется силой, и по-другому быть не может, потому что только самая большая сила может поддерживать порядок и стабильность в стране. Да и как по-другому. Власть, основанная на добре, не сможет продержаться долго. Невозможно быть у власти с главным принципом добра «ударили по левой щеке, подставь правую» ….

Не нравился только коллектив. Все были сами по себе или разбивались по группам. Я впервые оказался как-то в стороне, наверное, потому, что заступался за одного слабого, его все обижали. Чудной он был, но жил рядом со мной, поэтому мы вместе ходили в институт. Жалко его было.

Барыги, какие-то были, наркотики продавали – и неприятные люди, да еще многие старше меня. Один не повоюешь против этого беспредела. Страшно. Я не должен быть таким слабым!

С одним из таких барыг однокурсником у нас с самого начала был конфликт. Он вел себя нагло, дерзко и хитро. Я не любил таких с детства. Знал, спиной к нему не повернёшься, увидит слабину, нанесет удар. И он нанес. Мы группой что-то отмечали в баре, я сильно перепил и задремал, опершись на стол. Чувствую сильные удары по щекам, поднимаю голову, он. Я говорю: «Все хватит, я очнулся». А он продолжает, видно, что на показ бьет, думает, пьяный, можно оторваться. Меня такая злость взяла. Говорю: «Пойдем, выйдем». Сам на ногах еле стою. Выходим, без разговора наношу удары, он начинает крутиться, падает. Я злой как собака, дальше бью, но пьяный, сам не удерживаюсь на ногах и падаю, он на меня, продолжаем драться. Разняли. В институт я вышел тогда первый, через два дня, он позже. Он хоть и знал пацанов старших, но разборок устраивать не стал, я внешне слабее его, дойдет до драки один на один – опозорится. Но напряженные отношения у нас были на протяжении всего времени учебы.

Жил я у тети. Тесно было в однокомнатной квартире. Слушал Макаревича «Мир прогнётся под нас». У тети появился новый муж, ВДВшник. Двухметровый, отмороженный алкоголик. Бил ее. Я вступался, но справиться не мог. Страшно. Я не должен быть таким слабым!

Я был новый в районе. Страшно. Наезжают. До драки, правда, не доходило. Но и отпора дать не мог, их много, а за мной никого.

Иду на кикбоксинг. Тренируется один из наезжающих. Стыдливые глаза вниз. А вдруг тренер узнает. Занимаюсь с мастером спорта Василием. Бегаю по утрам вокруг водохранилища, купаюсь в холодной воде. Выступаю на соревнованиях, чувствую силу. Ринг. Зрители. Страшно, но не так как на улице. Второе место.

Этот период сильно врезался в мою память. Я снова чувствовал себя счастливым человеком. Тренировки в высоком темпе, на грани сил. Четкий график. Впервые бросаю курить надолго. И бег. И этот бег! Какие поразительные ощущения. Сначала пробегал дистанцию за сорок минут. Вокруг водохранилища, по хвойному лесу. Чувствовал единение с природой. Цель – тридцать минут. Ежедневные усилия воли. Но стопор на тридцати двух минутах. Тогда я впервые начал понимать, что наше мышление очень важно. Я отрешался от тела. И представлял себя машиной. Паровозом с отточенными до мелочей движениями, совершенной машиной. Чух-чух, чух-чух. Голова высоко, и уже нет тебя, только эта машина, которая рвется вперед, и глаза, которые уже там, где победа. Мысленно увеличиваешь темп паровоза, и тело следует твоему разуму. Восхищенные глаза прохожих, ты не бежишь, ты летишь, и больше нет никого и ничего кроме этого полета. Тридцать минут. Высота взята! И счастье в глазах. Апрель месяц, рыбаки, закутавшиеся в тулупах. А ты снимаешь с себя одежду и погружаешься в прохладную, освежающую воду. Восхищенные глаза озябших от холода рыбаков.