Тания Лагута - Я права. Априори

«Я – полынь-трава, горький вкус стиха…»
Тебя, слушая, изумлялась я.
Что таит другая твоя глава?
И какого греха испугалась душа,
что так сильно в высь светлую рвалась?

Не губи себя, пожалей всех нас!
Мы же держим душу твою про запас…

Незатейливы мои радости.
Что триумф мне? Что звездный час?
Не люблю речей лестных сладости
Я порадуюсь лишний раз

Псу безродному. Жив, бродяга?
Зиму лютую пережил?
Угощу тебя вкусно, на-ка,
Трескай смело, ты заслужил!

Так порадовал, так порадовал
Тем, что пропадом не пропал.
Представлять твою гибель адову
Тяжко, знаешь как? Если б ты знал!

Я порадуюсь своим деточкам,
Слава Богу, они со мной.
Я порадуюсь слабым веточкам,
Не погибли они зимой.

Саду старому, матушке милой,
Небу чистому и теплу.
И тому, что дарил Бог силой!
И тому, что людскому злу

Я навстречу пущу прощение.
Всё равно добро победит!
Толку что упиваться мщением?
Мне такая радость претит.

Незатейливы мои радости.
Что мне власть? Что мне слава и чин?
Боже, дай мне до самой старости
Радость знать от иных причин.

Поговорим? Вопросы.
Поговорим? Ответы.
Назойливые осы
И сладкие конфеты,

И охи, вздохи, ахи
И искренние слезы.
И не избыты страхи.
И так красивы позы.

Молчали при рождении,
Смолчим и умирая…
А бред и наваждение
Не отличить от лая.

Поговорим? Спросили.
Поговорим? Отвечу.
Держался б мир на силе,
А держится на речи…

Что было – рассказали,
Вот это и осталось.
И камни показали…
А чувства? Только жалость…

Мне сказали: «Ты чуткая!» Что же?
Может, правда, такая и есть?
Моя чуткость на что похожа?
Может это простая лесть?

Может ложь это? Может – хитрость?
Шкур с меня уж содрали семь
И в душе воспитали гибкость.
Это, чтоб… не убить совсем.

Ах, я была там только день назад…
Там без меня осталось всё, как было:
И липа во дворе, и старый сад.
Пионов куст такой, что сердце ныло

От красоты цветов и аромата!
Остались дети в доме, черный пес —
Игрун любимый, у забора мята
Осталась, лебеда, её сам черт принес!

А я уехала! Вернусь теперь не скоро…
В душе пусть остаётся всё, как было:
Любовь, надежда, вера без укора,
Чтоб я весь мир, всех, всё и вся любила!

Донна Анна! Дугою бровь.
Всем поэтам волнует кровь.
Бархат взгляда, губы в улыбке,
А движенья легки, и зыбки

Добродетели, как пески.
Ты до боли сдавила виски,
Страстью полные. Не отнимешь рук.
Вдруг шаги в тишине, вороватый стук…

Не открой двери, не впусти его,
Долгожданного ворога своего!
Про него и слова не напишу…
Не люби его, я тебя прошу!

И крапинки её подола,
Как звезды в небе блещут россыпью…
Мне глаз не видеть. Очи долу
Она опустит. Царской поступью

Идёт. Но здесь дорожка узкая,
И разойтись нам, не получится.
«Возьми с собой, я тоже русская,
Я буду лучшая попутчица!

Я тоже битая, такая ж страстная,
И так же гордо ношу голову!
И про меня болтают разное,
И я ходила к небу… по воду

Детей рожала в муках, как и ты,
любила…
И свой конец предвижу.
Я никого, как Бог свят, не убила,
И я ни в ком врага себе не вижу.

Возьми с собой!» Подолом в крапинку
Взметнула, глянула в глаза:
– Тут, на щеке твоей, царапинка…
– А у тебя… блестит слеза…

Сначала я видела вишню,
Которой сломали ствол.
И с веток, уже умерших
Жар бус рвали. Нет, на стол

Потом не подали на блюде.
Срывая, совали в рот.
Зачем это сделали люди?
Затем, человек – вор и мот.

Весной не цвести невестой.
И осенью ржавым листом
Не сыпать. На этом месте,
Вы знаете, строят дом.

Потом я плыла в гондоле
По глади зелёной канала.
Венеция! Я на воле!
А, может, в плену? Не знала

Я о себе, что было.
Не знала того, что будет…
Что там на брегу? Проплыло
Всё мимо. Какие-то люди

Продажную девку били,
За косы таскали, платье
Сорвали. Она там или
Я мучаюсь. Ведь для знати

Игрушкой была доступной,
Платили мне чистым златом.
И пусть называли распутной,
Я в доме жила богатом…

Однажды, ревнивый любовник
Лицо полоснул кинжалом,
Когда я, на подоконник
Облокотясь, дрожала,

Выглядывая в ночи
Возлюбленного своего…
Оракул мой замолчи!
Лица потом моего

Вот так умерла куртизанка
Венеции – шлюхой в порту.
Ах, я вам кажусь самозванкой?
Вы помните вишню ту?

Чтобы мне истину понять,
Наверно, нужно ужаснуться.
Снять пелену с глаз, вдруг проснуться,
Чтоб эту истину понять.

Когда проникнусь – ужаснусь,
Затрепещу от посвященья
В то, что герой мой – жалкий трус,
И нет ему за то прощенья.

Мне станет страшно от того,
Что я любила так напрасно,
Так тратила себя, так страстно
Желала ада своего…

Ещё страшней другое. Так
Преподается зла наука.
Я ужаснулась, но не звука
Не издала. О, сердца мрак!

О, безнадежность, боль и страх,
Какие истину вскормили!
Мне с этой истиной в горниле
Гореть. И плакать лишь в стихах.

Такое обычное слово – «измена».
Всего лишь перемена чьих-то жизней.
Окончен торг из чувств, и эта мена
Уж состоялась. Говорят, полезней

Всё разом поменять, использовать возможности,
Любить, любить, пока горит свеча.
Конечно, тут возникнуть могут сложности…
Но, если трудно, рубануть с плеча.

И жизнь у каждого, согласна я, одна.
И нужно что-то вспоминать под старость…
Но если вглубь нырнуть, достать до дна,
То вдруг окажется в ладони камнем малость

Ничтожная, не стоящая слёз
И слов моих (тем более в стихах)…
Но вот уж отшумело время гроз,
Я каяться намерена в грехах.

Измена – это слово не простое…
«Измена», «изменять» и из меня
Те ангелы, что в души дышат, воя
Вдруг душу вынули, на пламени огня