Диана Мун - Календарь метаморфоз. Сборник стихотворений

Диана Мун

КАЛЕНДАРЬ МЕТАМОРФОЗ

Стихотворения и верлибры

© Диана Мун, 2017

© Александр Бойников, предисловие, 2017

© Raayzel, обложка, 2017

Истин струящийся свет…

Настоящие поэты – и особенно русские – всегда в поиске, неустанном, мучительном, извилистом и при всех его издержках желанном. Почему? Да потому, что они ищут те натуральные начала жизни, которые не скованы кандалами ультрасовре-

менных достижений материального прогресса, не опутаны соблазнами карьерных вершин, убивающих индивидуальность и мечты, гасящих творческие порывы. Свой путь к постижению вечно свободных истин и самопознанию прокладывает новой книгой Диана Мун.

Включённые в сборник стихотворения отражают заметную эволюцию её миропонимания – на уровне и формы, и содержания. Ранее в творчестве Д. Мун преобладало чувство; теперь же её лирическая героиня воспринимает мир в сочетании сразу двух фокусов его видения, точнее сказать, в осознании гармоничного взаимодействия двух начал: чувственного – внутреннего интимного «Я» и рационального – окружающей внешней реальности. В результате создаётся эффект непосредственного присутствия поэтического субъекта в текущем времени и пространстве, в конкретном и целостном миге бытия. Но это не означает, что стихи Д. Мун стали суше или схематичнее. Напротив, они приобрели сочность, выразительность, глубину; красочная выпуклость городских и природных пейзажей рельефнее оттеняет чёткость и порою бескомпромиссность оценок и инвектив, остроту и неожиданность суждений. «Души пулям неподвластны», «Если сердце волнуется у переправы, // Значит, этой дорогой ты шёл не случайно» – почти афоризмы.

Цепкие объятия цивилизации воплощает многоликий Город; он превращает человека в носителя привычного стресса, в потребителя духовных суррогатов. Социальный мотив, прежде редкий у Д. Мун, здесь не только стал более частым, но и наполнился экзистенциальным смыслом, облечённым в рождающуюся почти на глазах символику «пластикового двадцать первого» века, где царят «нафастфуженное эго», «власть кредитов и откормленных кошельков». А ещё ужаснее под их прессом «выдавливать с улыбкой: “Всё в порядке”», поддаваясь власти синдрома принудительного оптимизма. Прорывающиеся в книге резкие ноты протеста, даже глобального бунта против отчуждения человеческой сущности, духовного разъединения, ценностного нигилизма, крайне пессимистические предугадывания и прогнозы о безнадёжности мира перебиваются, казалось бы, несовместимыми с ними смелой откровенностью, камерными интонациями, образным изяществом. Ожившая душой героиня готова «утонуть на часок в океане ромашек», гадать о судьбе «по взглядам прибрежных фиалок» и, приближаясь к чаемой гармонии, воскликнуть:

Я наберу в ладони

Доброй воды из речки,

И пожелаю миру

Больше погожих дней.

В возвращении к природе, где всё развивается по естественным законам, поэт видит альтернативу урбанистическому плену, источник сопротивления дегуманизации. Это традиционное для русской литературы противопоставление, идущее ещё от золотого века романтизма, в стихах Д. Мун обогащается иными тревожными тонами: город-клетка не просто нивелирует, а стереотипизирует мысли и поступки его обитателей до автоматизма, нацеливает их усилия на удовлетворение искусственно сформированных потребностей. И сродни душевной болезни погоня за иллюзорными «благами», от которых отказаться уже невозможно, окончательно лишает «потребителей вкусных, но вредных кормов» генетической памяти о связи с землёй, с живой в прямом смысле землёй, а не с асфальтом улиц и бетоном домов:

Мы забыли, как пахнут в июне луга,

Как ромашка и клевер целуются в поле,

Как играют ночами с луной облака,

И как можно на сене уснуть поневоле.

Лёгких дорог к конечной истине нет, как нет и самих лёгких истин; даже самая простая из них представляет собой совершенную мозаику сложностей. И открываются они во всей полноте – манящей и пугающей – лишь тому, кто на деле не страшится их понять и принять в любой данности. Взлететь восторженным взором к звёздам, в бездонную синь неба или, невесомо скользя над просторами России, искать «силу славянской души». И в награду – искренне поверить в то, «что когда-нибудь жить мы научимся здесь и сейчас». Известная ахматовская максима вдохновляет и в третьем тысячелетии…

Средоточие и итог поисков поэта – любовь. Только она поможет самосохранению Личности, укрепит предчувствие преображения земного мира на лучших жизненных основах, облагородит ноосферу энергией созидания. Тогда и в самом мрачном приговоре нашей действительности, далёкой от идеала, послышится вопрос, а значит, и надежда. Именно её и пробуждает «Календарь метаморфоз».

Александр БОЙНИКОВ,

кандидат филологических наук,

член Союза писателей России

ЭПИГРАФ

Мудрец спросил ученика:

– В чём состоит самая ужасная трагедия человеческой жизни?

– Наверное, в том, что человек не находит ответов на свои вопросы? – спросил ученик.

– Нет, – ответил мудрец, – в том, что он не находит вопросов, на которые следует искать ответы.

Притча

Всё, с чем мы встречаемся в мире, всё, что вызывает нашу реакцию, – всё это даёт нам шанс узнать нечто о нас самих и расти благодаря этому знанию.

Багински Бодо Дж, Шарамон Шалила,

«Рэйки – универсальная энергия жизни»

__________________________________________

* * *

Под невесомым одеялом

Уснула кольская тайга.

За день укутавшись в снега,

Она волшебно засияла.

Ещё мороз не дочеканил

Озёр блестящие рубли.

Ещё небес не добелил

Сырые хлопковые ткани.

Неукрощаемые ночи

Крадут октябрьские дни.

Притихло время. И над ним

Пространство снежное хохочет.

И захмелевшая брусника,

Обняв уютно-мягкий мох,

Не ждёт весны переполох

И птиц разбуженного крика.

* * *

Мне было горько и одиноко.

И туфли новые – не в размер.

Погасли взгляды домашних окон,

Дремал заросший крапивой сквер.

Перед глазами непроизвольно

Возник твой образ. Всё также – с ней…

А туфли жали. И было больно.

Но мысли жали ещё сильней.

* * *

Мы в паре шагов друг от друга,

Как и звёзды на небе.

Но суровые физики говорят,

Что их разделяют миллиарды световых лет.

Только мне кажется, они всё перепутали

И имели ввиду

Нас.

* * *

В шали туманов укутался сонный Ростов,

Замер в предчувствии тёплого южного ветра.

Пью полуночный пуэр с апельсиновой цедрой,

В доме с привычным здесь номером – сильно за сто.

Небо окрасилось в палево-мягкий бордо,

Вязкую тьму приютили подъезды и крыши.