Ирина Фургал - Подкрадывалась осень

Собрав рюкзак – бежать из непокоя,
Я снова улыбнусь и повторю,
Что счастье есть. Моё – оно такое:
Вот просто Крым, и я его люблю.

Он ждёт меня: распахнуты объятья,
В глазах морская синь и глубина.
Да, счастье есть, и мне чуть-чуть до счастья,
До серых скал, до сладости вина.

И к чёрту эти о комфорте споры:
Кто здесь затем, чтобы давить матрас?
Всем счастья нам, но мне – дороги в горы,
Тропинки в парках, жар горячих трасс!

О, эти дали, высь, разнообразье
Цветенья, стен и крыш, времён и форм!
Да, вот он, Крым, моё большое счастье,
И вот же я. И только там, где он.

Я с ним в туманах, в кипарисах, в море:
Оно всё в блёстках – солнечный каприз.
Свернувшись кошкой, счастье дремлет в хвое,
Когда внизу мурлычет Симеиз.

…На службе дел сменяются дороги.
Все не туда. А счастье там, в саду.
Крым ждёт меня – слезами с гор потоки.
Прошу, дождись. Я скоро. Я приду.

Два мудреца, имеючи арбуз,
Научно описать решили вкус.
И вскоре на их бурные дебаты
Сбежались все учёные робяты.

Один кричит: «Плод сладок, словно мёд!» —
И в грудь себя в запальчивости бъёт.
«Нет, словно сахар!» – лохмы теребя,
Вопит другой и бъёт… но не себя.

Вот, после споров и научных драк,
Прибравши внешний вид и кавардак,
С большим трудом закончивши разборки,
И выбросив арбузные три корки…

Позвольте. Корки? Кто-то слопал плод,
Среди учёных вызвавший разброд?
Так пусть опишет, стрескавший арбуз,
Его приятный и прохладный вкус!

Но тот всерьёз не принял это спор.
Наелся, облизнулся – и ушёл.

С детства к языкам питая рвение,
Я оригинальнее, чем вы.
Мне мечталось говорить с оленями,
С мухами жужжать среди травы.

Вдруг ушёл в луга, в леса дремучие,
Всё науки ради и людей —
Соболиный выучить при случае,
Знать язык енотов и лосей.

Средь пираний бережно лавировал,
Жил с моржами, пел, как соловьи,
На бегу пантер интервьюировал,
Пополняя знания свои.

Обитал в горах, подобно лешему.
У реки с названьем кратким Нил
Обучал меня наречью здешнему
Самый старый нильский крокодил.

Диких пчёл подслушал незамеченным,
Провисевши над дуплом три дня.
Видел йети. Поболтали вечером
При луне о смысле бытия.

Начал понимать я каракатицу,
Мог с сомом значительно молчать.
Но домой вернулся как-то в пятницу —
Чтобы на снегу не зимовать.

Пожурил жену я по-орлиному:
Мол, приехал – в доме кавардак!
Вот и тёща – с этой по-змеиному.
По-другому с тёщею никак.

Одичали люди – просто бедствие!
Их пугает громкий ярый рык.
Это только львиное приветствие,
Но народ к такому не привык.

Я науки воспевал величие,
И была неведома тоска.
Но на эти мои трели птичие
Все крутили пальцем у виска.

Рёв и лай ведут к смятенью общему.
Участковый бесится, сил нет.
Я ж ему нормально, я ж по-волчьему,
Мне знаком тамбовский диалект.

Дворник выпить дал, вздохнул отечески:
«Эх, бедняга, озверел совсем!
Ты попробуй, брат, по-человечески,
И авось столкуешься хоть с кем».

Нет признанья, хоть завой собакою.
Одиноко, ясно и ежу.
«Не жужжи!» – велела тёща скалкою.
Я, конечно, понял. Не жужжу.

Просто немного поверьте
В то, что уже, наконец,
Осень расставила сети
Для одиноких сердец.

Отблески жёлты и алы
На старомодных домах,
Бережно солнце бульвары
Нежит в прозрачных лучах.

Вдруг поманит наважденье
Каменной тропкой. На ней
Ярко шуршат впечатленья
Летних, растаявших дней.

Эти приманки, конечно,
Нам для того на пути,
Чтобы мечталось беспечно
И бесконечно идти.

Чтобы ещё раз неверье
Выдохнуть в радость небес,
Чтобы смириться с потерей
Не обретённых чудес.

Чтобы обдумать немало,
И в том убедиться вновь:
Время назвать небывалой
Да как её там? Любовь.

Но это души движенье —
Сюжет колдовской игры:
Вот же оно, воплощенье
Рыжей октябрьской поры!

В улыбке, во взгляде, в шаге,
В ладонях у октября…
Так что же? Чуть-чуть отваги,
Хотя б на слезу дождя!

Осень расставила сети
Для одиноких сердец.
Просто немного поверьте
В то, что уже наконец.

Как ветер шалил по округе,
Когда начался листопад!
Как ветер, легки твои руки,
А мой так изыскан наряд.

Он также надёжен, как странны
Теперь и трава, и листва,
Он – тайна, раскрытие тайны,
Заботливо скрытой едва.

Под кроной опавшей что это
Вон там, в середине двора —
Не платье ль медового цвета,
Скользнувшее в зелень ковра?

Там, стылую выбрав тропинку,
Крадётся предзимняя ночь.
Сомнение, словно снежинку,
Стряхну и отброшу я прочь.

Может, это метель шальная
С горя выдала – ну и пусть,
Только вдруг, слегка подвывая,
На меня налетела грусть.

Покажись, дай тобой полюбуюсь,
Ты, бедняжка, устала, поди,
Ведь обычно я маскируюсь
И меня нелегко найти.

Но готова сию минуту
Повздыхать, с тобой говоря.
Ты нашла меня – это круто!
То-то радости у тебя!

Тебя уже пугает мудрость лет,
Ты знаешь всё: что истинно, что ложно.
За ожиданьем чуда – чуда нет,
И это твоё знанье непреложно.
Проверено. Одобрено. Печать.
И подпись. И отплакано на тризне.
Не ждать. Не думать. Время не терять
На ерунду, мешающую жизни.
Всегда сама, одна, но посмотри:
Улыбчива, красива, расторопна,
А из клочков надежд есть у двери
Лоскутный коврик – это так удобно!
Чтоб от души, пока не включен свет,