Андрей Белый - Звезда (сборник стихов)

Старшему брату
в Антропософии
Ты надо мной — немым поэтом —
Голубизною глаз блеснул,
И засмеявшись ясным светом,
Сквозную руку протянул.
В воспоминанье и доныне
Стоишь святыней красоты
Ты в роковой моей године
У роковой своей черты. [2] С Христианом Моргенштерном автор встретился за 2 месяца до его смерти.
Тебя, восставшего из света,
Зовет в печали ледяной —
Перекипевшая планета,
Перегремевшая войной;
В часы возмездия подъявший
Свои созвездия над ней,—
В тысячелетья просиявший
Тысячесветием огней,—
Как и тогда, во мне воскресни,
Воспламенясь, ко мне склони
Свои просвеченные песни
В грозой отмеченные дни.

Упал на землю солнца красный круг.
И над землей, стремительно блистая,
Приподнялась зеркальность золотая
И в пятнах пепла тлела.
Всё вокруг вдруг стало: и — туманисто;
И — серо…
Стеклянно зеленеет бирюза,
И яркая заяснилась слеза —
Алмазная, алмазная Венера.

Мне снились: и море, и горы…
Мне снились…
Далекие хоры
Созвездий
Кружились
В волне мировой…
Порой метеоры
Из высей катились,
Беззвучно
Развеявши пурпурный хвост надо мной.
Проснулся — и те же: и горы,
И море…
И долгие, долгие взоры
Бросаю вокруг.
Все то же… Докучно
Внимаю,
Как плачется бездна:
Старинная бездна лазури;
И — огненный, солнечный
Круг.
Мои многолетние боли —
Доколе?..
Чрез жизни, миры, мирозданья
За мной пробегаете вы?
В надмирных твореньях,—
В паденьях —
Течет бытие… Но — о Боже!—
Сознанье
Всё строже, всё то же —
Всё то же
Сознанье
Мое.

Мне грустно… Подожди… Рояль,
Как будто торопясь и споря,
Приоткрывает окна в даль
Грозой волнуемого моря.
И мне, мелькая мимо, дни
Напоминают пенной сменой,
Что мы — мгновенные огни —
Летим развеянною пеной.
Воздушно брызжут дишканты
В далекий берег прежней песней…
И над роялем смотришь ты
Неотразимей и чудесней.
Твои огромные глаза!
Твои холодные объятья!
Но незабытая гроза —
Твое чернеющее платье.

Мы роковые глубины,
Глухонемые ураганы,—
Упали в хлынувшие сны,
В тысячелетние туманы.
И было бешенство огней
В водоворотах белой пены.
И — возникали беги дней,
Существовании перемены.
Мы были — сумеречной мглой,
Мы будем — пламенные духи.
Миров испепеленный слой
Живет в моем проросшем слухе.

И знаю я; во мгле миров:
Ты — злая, лающая Парка,
В лесу пугающая сов,
Меня лобзающая жарко.
Ты — изливала надо мной
Свои бормочущие были
Под фосфорической луной,
Серея вретищем из пыли.
Ты, возникая из углов,
Тянулась тенью чернорогой;
Подняв мышиный шорох слов
Над буквой рукописи строгой.
И я безумствовал в ночи
С тысячелетнею старухой;
И пели лунные лучи
В мое расширенное ухо.

Летучим фосфором валы
Нам освещают окна дома.
Я вижу молнии из мглы.
И — морок мраморного грома,
Твое лучистое кольцо
Блеснет над матовою гаммой;
И — ночи веют мне в лицо
Своею черной орифламмой.
И — возникают беги дней,
Существовании перемены,
Как брызги бешеных огней
В водоворотах белой пены.
И знаю я: во мгле миров
Ты злая, лающая Парка,
В лесу путающая сов,
Меня лобзающая жарко.

Приемлю молча жребий свой,
Поняв душою безглагольной
И моря рокот роковой,
И жизни подвиг подневольный.

Туда, во мглу Небытия,
Ты безвременным, мертвым комом
Катилась, мертвая земля,
Над собирающимся громом.
И словно облак обволок
Порядок строя мирового,
И презирающий зрачок,
И прорастающее слово.
Толчками рухнувших Мессин,
Провалом грешной Мартиники
Среди неузнанных руин
Приподымался смысл великий.
Развили грозные огни
Все беспокойней, все нестройней —
Нечеловеческие дни,
Нечеловеческие бойни…
И я к груди земли приник
И понял: в гром землетрясений
Склоняет исполинский лик
Из дней глаголющий нам Гений.
Он — Справедливый Судия.—
Мерцая мрачным приговором,
Давно смятенного меня
Опламенил глухим прозором.
И видел там, за громом битв
Восстанье Светлого Завета
В волне рыданий и молитв
И набегающего Света.
И ныне знаю: морок злой
Нас обуявших ослеплений
Перегорит, как ветхий слой,
И Солнце спустится, как гений,—
И громовая полоса,
Огнем палящая глазницы,—
Далекий грохот колеса
Золотордяной колесницы.

Разорвалось затишье грозовое…
Взлетает ввысь громовый вопль племен.
Закручено все близкое, родное,
Как столб песков в дали иных времен.
А — я, а — я?.. Былое без ответа…
Но где оно?.. И нет его… Ужель?
Невыразимые, — зовут иных земель
Там волны набегающего света.

Пройдем и мы: медлительным покоем
В полет минут.
Проходит все: часы полночным боем
По-прежнему зовут.
Страна моя, страна моя родная!
Я твой, я — твой:
Прими меня, рыдая… И не зная!
Покрой сырой травой.
Разгулом тех же пламенных закатов
Гори в груди,
Подъявши стаи зарев и набатов…
Зови Его, — гуди!
Пусть мы — в ночи! Пусть — ночи бездорожий!
Пусть — сон и сон!..
В покое зорь и в предрассветной дрожи
За ночью — Он!

Я слышал те медлительные зовы…
И — Ты…
И вот зовут… Ждет, Кто-то, Бирюзовый,
У роковой черты.
И там — в окне — прорезались Вогезы.
И там — в окне —
Отчетливо грохочут митральезы…
Пора — тебе и мне!
И я стою, шепча слова молитвы…
Судьба — веди!
Ты — в грохоты неумолимой битвы,
О Господи, сойди!
Свод неба тот же — бледно-бирюзовый…
И там набат!
Идет — туда: в молитвы, в зори, в зовы,
В грома, в рои гранат.

Едва яснеют огоньки.
Мутнеют склоны, долы, дали.
Висят далекие дымки,
Как безглагольные печали.
Из синей тьмы летит порыв…
Полыни плещут при дороге.
На тучах — глыбах грозовых —
Летуче блещут огнероги.
Невыразимое — нежней…
Неотразимое — упорней…
Невыразимы беги дней,
Неотразимы смерти корни.
В горючей радости ночей
Ключи ее упорней бьются:
В кипучей сладости очей
Мерцаньем маревым мятутся.
Благословенны: — жизни ток,
И стылость смерти непреложной,
И — зеленеющий листок,
И — ветхий корень придорожный.