Валерий Брюсов - Стихотворения, не включавшиеся в авторские сборники

Пусть покрывает ясность глубины

Всю ложь веков, предвечные обиды

И тщетные, не явленные сны!

Пусть новый мир встает из бездн безвестных,

Не знающий, что в прошлом были мы:

О нем мечтаю, в свете звезд небесных,

Под гул пальбы смотря в провалы тьмы!

12 декабря 1914

Варшава

Над глубью бездны перекинут,

Повис дрожащий узкий мост.

Над ним в холодном небе стынут

Лучи всегда бесстрастных звезд.

И здесь, на зыбкой середине

Моста, сошлись мы, два врага.

Сошлись одни в ночной пустыне:

Вкруг — бездна, звезды да снега!

Узнав друг друга в мгле неверной,

Мы стали: между нами — шаг;

И мост качается размерно,

Соперник третий, третий враг.

Я видел беглый блеск кинжала

В твоей, скользнувшей вбок, руке;

Моя рука револьвер сжала,

И замер палец на курке.

Молчим. Но не мелькнет минута,

И чья-то грудь, не знаю чья,

Покинув этот мост согнутый,

Прильнет на дне к струе ручья.

Вдруг глянул месяц серповидный.

О, как лицо твое бледно!

В нем страх и гнев! — Как мне завидно!

О почему — мне все равно!

12 декабря 1914

Варшава

Больше никогда на нежное свиданье

Не сойду я в сад, обманутый луной,

Не узнаю сладкой пытки ожиданья

Где-нибудь под старой царственной сосной.

Лик мой слишком строгий, как певца Inferno,

Девушек смущает тайной прошлых лет,

И когда вдоль улиц прохожу я мерно,

Шепот потаенный пробегает вслед.

Больше никогда, под громкий говор птичий,

Не замру вдвоем у звонко-шумных струй…

В прошлом — счастье встречи, в прошлом — Беатриче,

Жизни смысл дающий робкий поцелуй!

В строфах многозвучных, с мировой трибуны,

Может быть, я вскрою тайны новых дней…

Но в ответ не встречу взгляд смущенно-юный,

И в толпе не станет чей-то лик бледней.

Может быть, пред смертью, я венок лавровый

Смутно угадаю на своем челе…

Но на нем не лягут, как цветок пунцовый,

Губы молодые, жаркие во мгле.

Умирают молча на устах признанья,

В мыслях скорбно тают страстные слова…

О, зачем мне снятся лунные свиданья,

Сосен мягкий сумрак ив росе трава!

1914

Германия! Германия!

Опять, как яростный поток,

Разрушивший плотины,

Ты рухнула на потрясенный мир,

Грозя залить окрестные долины,

Как древле,

В дни готов, франков, вандалов

И в дни Аттилы;

Как после,

Во дни твоих губительных походов

На беззащитную, усталую Италию;

И как недавно,

Во дни разгрома Франции несчастной.

Опять,

Сломав плотины,

Ты рухнула, как яростный поток,

Весь в брызгах пены.

Но вещая надежда в нас

Таится, что об эти наши стены,

На этот раз,

Ты разобьешь свои дерзания!

Что в третий раз

Ты не разрушишь Рима!

Германия! Германия!

Стремись волной неукротимой,

Влеки свой яростный поток.

Рок

Во имя Права, Красоты, Свободы

Вспять обратит бушующие воды!

Германия! Германия!

Почти поверил легковерный мир,

Что по твоим полям прошла мечта —

Титания,

Что покорил тебя Орфей веков — Шекспир!

Что твой священный сын, богоподобный Гете,

В тебя сумел вдохнуть гармонию, что ты

В таинственном полете

Мечты

Достигла вдохновенной высоты…

1914

Ты спишь «в железной колыбели»,

И бабка над тобой, Судьба,

Поет, но песнь ее — пальба,

И светит в детской — блеск шрапнелей.

Сейчас скончался старший брат.

Вот он лежит в одежде ратной…

Должник несчастный, неоплатный,

Он, кажется, был смерти рад.

Чу! соскочив поспешно с «бенца»,

Вошел отец, двадцатый век,

Сел, подписал огромный чек

И бросил на постель младенца.

Печально улыбнулась мать

Эпоха: ей знакомы эти

Подарки в люльке… Те же дети

Должны без гроша умирать!

И, на портреты предков глядя,

Она вперила взор в один:

Седой, поникший господин:

Век девятнадцатый, твой дядя!

Меж тем твой дед — бессмертный Рок

Угрюмо дремлет в старом кресле.

Былые дни пред ним воскресли:

Грозит Аттила, жив Восток…

Он спит… Внезапно, как химера,

Неведомая гостья в дом

Влетает… Шелестя крылом,

Вещает радостно: «Я — Эра».

А за дверями, как и встарь,

Меж слуг выходит перебранка.

История, как гувернантка,

Зовет ребенка за букварь;

Ему винтовку тащит Время,

Седой лакей; его жена,

Статистика, возмущена,

Кричит, что то младенцу — бремя.

Шум, крик. Но дряхлая Судьба,

Клонясь упрямо к колыбели,

При ночниках — огнях шрапнелей,

Поет, и песнь ее — пальба!

31 декабря 1914 — 1 января 1915

Рыцарь по отмели едет один.

Дева томится в молельне вечерней.

Ждет, притаясь за скалой, сарацин.

Алые розы в сплетении терний.

Рыцарь по отмели едет один;

Взор, из-под шлема, уныло-спокоен;

Блещет в щите, посредине, рубин;

Конь златосбруйный, и мощен и строен.

Взор, из-под шлема, уныло-спокоен,

Смотрит в широкую синюю даль.

Что тебя мучит, задумчивый воин:

Слава и смерть иль любовь и печаль?

Блещет в щите, посредине, рубин,—

Золото справа и золото слева…

То талисман или память годин?

Нет, твой подарок, далекая дева!

Рыцарь по отмели едет один;

Конь златосбруйный, и мощен и строен,

Мерно ступает, взбивая песок…

Конь королевский! владеть им достоин

Только такой благородный ездок!

Что ж тебя мучит, задумчивый воин?..

Дева томится в молельне вечерней.

Образ мадонны и кроток и тих.

Грезы, что миг, все темней и неверней…

Где он, где твой нареченный жених!

Образ мадонны и кроток и тих,

Молча приемлет земные молитвы…

Где-то в горах и равнинах чужих

Длятся и длятся жестокие битвы!

Грезы, что миг, все темней и неверней…

Страшно, как в зеркало, глянуть в мечты:

Стрелы над шлемами свищут размерной,

Громче мечи дребезжат о щиты…

Дева томится в молельне вечерней:

Где он, где твой нареченный жених!

Может быть, сброшен коварным ударом,

Стынет, простертый на камнях нагих,

Ночью, под лунным таинственным паром,

Где-то в горах иль в равнинах чужих?

Ждет, притаясь за скалой, сарацин.

Рыцарь опасной дороги не минет!

Звон разнесется по глуби долин.