Ольга Афраймович - Терновый куст

Я верую: прекрасно мирозданье,
В котором место есть такой рабе,
Что предпочтет смиреннейшей мольбе
Нелепое подчас негодованье.

Сосуд, пустышка, кукла — как невинно,
Не плакавши от битого стекла,
Я требую, чтоб кровью истекла
В трагедии высокой героиня.

Чем громче каюсь, тем строптивей ропот
Гордыни — возвеличивая роль,
С готовностью приму любую боль…
Но истекаю — клюквенным сиропом.

Если бы снегом до крыши мой дом занесло
Ждать бы тогда у окна, торжествуя поминки:
Исчезновение старой до зуда картинки,
Исчезновение мира за мутным стеклом…
Размыкается круг — жаль, что не навсегда,
Разрушается мир — жаль, что не без следа,
А за ним, как ни тщусь, пустота.

О распахни, о помилуй, дорога длинна
Снова искать оправдания собственной тени?
Не пожалею уставшую от пробуждений
Вечную девочку возле слепого окна:
Лишь добавить огня, и притворства чуть-чуть,
Бить себя по рукам и клевать себе грудь,
А зачем это было — забудь.

Сколько отдашь за грошовую эту войну,
Сколько закланий и жертв возвратится обратно?
Слух — это дар из даров, раз глуха — виновата:
Гордостью всей — непомерной, ненужной — тону.
Это горлом идет исторгаемый яд,
Это тают снега, это близится март,
Слышишь — громче и громче — набат…

Это не страх, это — стыд за потерянный зов,
Жалкая смерть в ожиданьи инструкции свыше,
Чтоб, научившись молчать, наконец-то услышать
Собственный голос — тишайший из всех голосов…

Серо поле широко простирается,
Солнце медленно над ним поднимается,
Пусто в поле том — ни огурца, ни деревца,
Подождем, пока туманы рассеются.

Вдаль пройдемся мы по серому полюшку,
Оглядимся, налюбуемся волюшкой:
Вольно тут кусты растут лопушиные,
И мелькают бойко хвостики мышиные.

Тает серенький туман потихонечку,
Мы рассмотрим наконец это полюшко,
Посредине — что там?.. — Чучело корявое,
На нем тряпочка повешена дырявая.

И, раскинув руки, будто распятое,
Вдаль глядит, немного подслеповатое,
Из-под шляпищи дырявой соломенной
Слезы капают в лопух пересоленный.

А на ниточке, жестоко привязанный,
Червячок висит, за подлость наказанный,
И упрямо извивается и крутится
Все надеется, что увильнуть получится.

Дальше по полю пойдем, прочь от пугала,
Понемногу отойдем от испуга мы…
Там и тут кусты растут лопушиные,
И мелькают грустно хвостики мышиные.

Я хотела бы жить одинокой сосной
В каменистых просторах, над гладью морской,
Чтобы солнце сжигало столетние сны,
Что рождались в мерцающем свете луны.

Стройных сосен стволы так прекрасны в лесу,
Но, душою любя их земную красу,
Не средь них я хотела бы жить и уснуть
Жадно к солнцу усталые ветви тянуть.

Незаметно вдали растворяются дни,
Пусть печальными сказками станут они,
То украшены легким узорным снежком,
То обласканы ветром и птичьим крылом.

В них расскажет таинственный шепот ветвей,
Как рождается жизнь из бесплотных теней,
И о том, что найти ее смысл нельзя,
Он запутался, в звездах устало скользя.

Я хотела бы жить одинокой сосной…

Подставлю руки под ряды косые,
Как нищий, песенку спою:
Подайте, капли дождевые,
На бедность жалкую мою.

Касаясь рук холодной лаской
И за навязчивость кляня,
Хоть миг своей свободы царской
Не пожалейте для меня.

Даруйте мне немножко света,
Что, через вас пройдя, зажег
Рай красоты и многоцветья
Лучистый радуги мосток.

И, пожалев, шепните тихо
Мне утешения слова,
Пусть в сердце вновь надежда вспыхнет,
Раздвинет тяжкий обруч голова.

И снова серых туч
Давящая тоска,
И душный липкий луч
Плывет издалека,

Едва пробившись, он
Коснулся болью глаз,
Перескочил на клен,
Тихонечко угас.

Как душно и темно,
Тревожно на душе…
Взметнулся пыльный столб,
И ветер гнет уже

Тот клен и гонит прочь
Тревожный душный день.
А дождь приносит ночь
И жажду перемен.

Над домиком с теплыми окнами
Летит горный вихрь-чародей,
Снегами сентябрьскими мокрыми
Швыряя в пугливых людей.

Беспомощно сосны сердитые
Дрожат от порывов его.
Потреплет березкам одежды осенние
И ставни подергает с остервенением,
И в щели заглянет тайком.

А в полночь совсем разбуянится,
Свирепо, как загнанный зверь,
Он лапой огромной потянется
Ломиться в закрытую дверь.

Людским непокорством уязвленный,
Нахмурится и закричит,
Сломает березку, с калиткой повозится
И вдруг засмеется легко, успокоится,
И в горы к себе улетит.

И спрячутся поутру домики
В уютный покров тишины,
Смешные убогие гномики
Предчувствуют зимние сны.

Тревоги, вчера пережитые,
Осенним зачеркнуты днем…
А горные склоны, снегами покрытые,
Недавно косыми дождями умытые,
Спят тихим ласковым сном.

Вдоль речушки, с гор сбегающей,
Извивается тропа,
Под ногами снег нетающий,
Ключ играющий,
День сверкающий,
Тих пока еще Листопад.
Помнишь прошлый сентябрь
Ты к любви не своей
Убежать так спешила,
Серой скатертью с гор
По долине дорога оттуда стелилась.
Как теперь туда вернуться,
В буйный ветер окунуться,
На долину оглянуться,
Птицей дикой встрепенуться!
В кабинетах серых суженных
Утомительна игра
В дело важное и нужное,
Страсть наружная,
Спесь натужная,
Зло окружное,
Прочь пора!
Помнишь прошлый сентябрь
Ты к любви не своей
Убежать так спешила,
Серой скатертью с гор
По долине дорога оттуда стелилась.
Как теперь туда вернуться,
В буйный ветер окунуться,
На долину оглянуться,
Птицей дикой встрепенуться!
Я опутана-окутана,
Душит крепкий поводок,
А свобода рядом — вот она,
Бередит струна,
Шелестят слова
Как счастливого
Сна глоток!

Снег просыпается в черное сито,
Ветки прозрачные в окна раскрытые
Тянутся, в искрах от снежной муки.
Дом окружен, обречен на безлюдье
Снежным шуршащим ночным баламутьем,
Гор полукруг, ожиданья круги.